говоря: «Поосторожнее». Сара утверждала, что этот пес для Эми вроде няньки.

– Прямо как Нэна в «Питере Пэне», – говорили дети. Но если в комнате находился Бен, собака внимательно наблюдала за ним, ложилась в углу, клала голову на вытянутые лапы, застыв от напряжения. Однажды утром, когда все сидели и завтракали, что-то заставило Гарриет обернуться, и она увидела, что собака спит, а Бен тихо крадется к ней, низко припав к земле и вытянув руки…

– Бен! – резко окликнула его Гарриет.

Холодные глаза обратились на нее, блеснули чистой злобой.

Разбуженный пес подскочил, шерсть встала дыбом. Тревожно взвыв, он перешел в ту часть комнаты, где сидели люди, и лег под столом.

Все это видели и сидели молча, а Бен подошел к Дороти:

– Хочу молока. – Она налила, и он выпил до дна. Потом обернулся: все внимательно смотрели на него. И опять, казалось, он пытался понять людей. И вышел в сад, оставаясь на виду: маленький коренастый гном, ковыряющий землю прутиком. Остальные дети в это время были где-то наверху.

За столом сидели: Дороти с Эми на коленях, Сара, Молли, Фредерик, Джеймс и Дэвид. Еще Анджела, успешная сестра, «молодчина», у которой все дети были нормальны.

Обстановка вынудила Гарриет дерзко сказать:

– Ну что ж, давайте, начинайте.

Она поняла, что это было, как говорится, значимо – разговор начал Фредерик, который сказал:

– Ладно, послушай Гарриет, тебе надо понять: Бена нужно отдать в специальное учреждение.

– Тогда нам нужно найти врача, который скажет, что Бен ненормальный, – сказала Гарриет. – Доктор Бретт явно не скажет.

– Найдите другого, – сказала Молли, – все это как-то можно уладить.

Двое крупных мешковатых людей с красными упитанными лицами объединились в своей решимости, в них не осталось никакой неопределенности – они поняли, налицо кризис, который угрожает – пусть и не напрямую – им самим. «Они выглядят как пара славно отобедавших судей», – подумала Гарриет и взглянула на Дэвида, чтобы узнать, разделяет ли он ее недовольство; но Дэвид сидел, потупив взгляд и плотно сжав губы. Он был с ними заодно.

Анджела сказала со смехом:

– Типичная жестокость высшего общества.

Никто не помнил, чтобы когда-либо раньше за этим столом звучали такие слова, во всяком случае – столь резко. Наступило молчание, и Анджела смягчила его:

– Не то чтобы я была против.

– Конечно, ты – за, – сказала Молли, – тут любой разумный человек согласится.

– Потому что вы так об этом говорите, – сказала Анджела.

– Какая разница, как сказать? – поинтересовался Фредерик.

– Но кто будет за это платить? – спросил Дэвид. – Я не смогу. Я могу только оплачивать наши счета, да и то с помощью Джеймса.

– Что ж, Джеймсу придется взять на себя и этот груз, – сказал Фредерик, – но мы тоже поучаствуем.

Впервые эти двое предложили какую-то денежную помощь. «Скряги, как и все им подобные» – в этом сходились остальные члены семьи, и теперь это суждение вспомнилось. Они приезжали на десять дней с парой фазанов и парой бутылок изысканного вина. Их «участие», это все понимали, не будет сильно заметным.

Семья, расколотая противоречием, молчала. Потом заговорил Джеймс:

– Я сделаю, что смогу. Но сейчас дела идут не так хорошо, как прежде. В трудные времена яхты перестают быть предметом первой необходимости.

Опять наступило молчание, все смотрели на Гарриет.

– Смешные вы люди, – сказала она, отстраняясь от них. – Вы так часто здесь бываете и знаете, то есть на самом деле знаете, в чем проблема. Что мы скажем там, в этом учреждении?

– Зависит от учреждения, – сказала Молли, и ее крупное тело, казалось, наполнилось энергией и уверенностью: как будто она проглотила Бена целиком и уже переваривает его, подумала Гарриет. Хотя ее уже трясло, Гарриет довольно спокойно сказала:

– Вы говорите, что нужно найти такое место, куда забирают детей, от которых родители просто захотели избавиться?

– Богатые родители, – уточнила Анджела, тихо презрительно фыркнув.

Молли, отвечая на дерзость, сказала твердо:

– Да. Если не найдется никакого другого учреждения. Но очевидно одно: если ничего не сделать, будет катастрофа.

– Это уже катастрофа, – сказала Дороти, твердо обозначая свою позицию. – Остальные дети… Они страдают. Ты так втянулась во все это, девочка, что не замечаешь.

– Послушайте, – сказал Дэвид, возмущенный и рассерженный, потому что происходящее было ему невыносимо; нити, которые связывали его с Гарриет и с родителями, натягивались и рвались. – Послушайте, я согласен. И когда-нибудь Гарриет тоже придется согласиться. Насколько я вижу, это когда-нибудь уже наступило. Не думаю, что смогу терпеть дальше.

Тут он посмотрел на жену, и это был умоляющий, страдающий взгляд. «Прошу тебя, – говорил этот взгляд, – прошу тебя».

– Хорошо, – сказала Гарриет, – если вы сможете найти такое место, где… – И она расплакалась.

Из сада вернулся Бен и, рассматривая их, остановился как всегда – в стороне от всех. На нем были коричневые штанишки и коричневая рубашка, все из прочного материала. Все, что на него надевали, было толстым, потому что он рвал на себе одежду, изничтожал ее. С его колючими, низко растущими желтоватыми волосами, неподвижными немигающими глазами, сутулый, с расставленными ногами и вывернутыми коленями, стиснутыми и выставленными вперед кулаками он как никогда напоминал гнома.

– Она плачет, – заметил он о матери.

Взял со стола кусок хлеба и вышел вон.

– Ладно, – сказала Гарриет, – так что вы будете им говорить?

– Оставь это нам, – сказал Фредерик.

– Да-да, – сказала Молли.

– Господи! – сказала Анджела с горьким пониманием, – Иногда, когда я с вами, я знаю про эту страну все.

– Спасибо, – сказала Молли.

– Спасибо, – сказал Фредерик.

– Ты совершенно несправедлива, моя девочка, – сказала Дороти.

– Справедлива, – сказали Анджела, Гарриет и Сара, ее дочери, почти одновременно.

И все, кроме Гарриет, засмеялись. Таким образом решилась судьба Бена.

Через несколько дней позвонил Фредерик – место нашлось, и за Беном приедет машина. Без промедления. Завтра.

Гарриет взвилась: к чему такая спешка, такая – да, жестокость! А врач, который должен это предписать? Или предпишет? Даже ни разу не увидав Бена? Она высказала все это Дэвиду, и по его поведению поняла, что многое было сделано у нее за спиной. Родители говорили с Дэвидом в его офисе. Дэвид сказал что-то вроде: «Да, я займусь», и Молли, которую Гарриет в один миг возненавидела, сказала: «Будь с Гарриет построже».

– Или мы, или он, – сказал Дэвид жене. И добавил голосом полным холодной неприязни к Бену: – Может, он свалился к нам прямиком с Марса. Пусть отправится обратно и доложит, что он тут у нас обнаружил.

Дэвид рассмеялся – безжалостно, как показалось Гарриет, которая молча впитывала то, что уже, конечно, наполовину знала – что жизнь Бена в том учреждении, каково бы оно ни было, не продлится