а вторую сжигаешь. Понимаешь, первая-то половинка начнет притягивать к себе вторую, притягивать, ну а кровь заодно бородавку притягивать станет, вот она скоро и сойдет.
– Да, Гек, все точно, самый тот способ. Хотя, если сказать, когда закапываешь половинку боба: «Боб вниз, бородавку долой, больше меня не беспокой!», еще лучше будет. Так Джо Харпер делает, а он где только не побывал, один раз до самого Кунвилля чуть не доехал. Но ты мне вот что скажи – как ты их дохлыми кошками сводишь?
– Ну как, берешь кошку, идешь к полуночи на кладбище, туда, где недавно какого-нибудь нераскаянного грешника похоронили, вот, а в самую полночь, как черт за ним придет, – или, может, не один черт, а два или три припрутся, увидеть-то ты их не увидишь, только услышишь, что, вроде как, ветерок зашумел, а то еще, они, бывает, переговариваются, – ну вот, и когда они этого грешника к себе поволокут, ты им вдогонку кидаешь кошку и говоришь: «Черт за покойником, кошка за чертом, бородавка за кошкой, тут ей и конец!». Этот способ
– Да, похоже на то. А ты его когда-нибудь пробовал, Гек?
– Нет, мне про него старуха Хопкинс рассказала.
– А, ну тогда, думаю, он должен подействовать. Она же, говорят, ведьма.
– «Говорят»! Ведьма, Том, я
– Жуть какая. А как же он узнал, что она на него порчу наводит?
– Господи, да для папаши это раз плюнуть. Он говорит, ежели ведьма прямо на тебя пялится, значит все, колдует. Особенно если еще и бормочет чего-нибудь. Потому как, ведьмы ж не просто так бормочут, это они «Отче наш» задом наперед читают.
– Слушай, Гек, а ты кошку когда испытывать пойдешь?
– А вот нынче ночью и пойду. Я так понимаю, черти сегодня за старым «Конягой» Уильямсом придут.
– Так его же еще в субботу похоронили. Чего ж они его в субботу не уволокли?
– Сказал тоже! Они ж до полуночи не могут ничего, а после полуночи уже воскресенье было. А в воскресенье черти по земле не больно-то шастают, я так понимаю.
– Да, верно, об этом я не подумал. Возьмешь меня с собой?
– Конечно – если не боишься.
– Боюсь! Вот еще. Ты помяукай мне, ладно?
– Ладно – и ты, если сможешь, мяукни в ответ. А то я в прошлый раз до того домяукался, что старый Хэйз начал в меня камнями швыряться и орать: «Чтоб ты сдохла, кошара гнусная!». Ну я ему, понятное дело, окно кирпичом высадил – только ты не говори никому.
– Не скажу. Я в ту ночь мяукать не мог, за мной тетушка следила, но в эту непременно мяукну. Постой, а это что?
– Клещ, что же еще.
– Где достал?
– В лесу.
– А что за него возьмешь?
– Да не знаю. Мне его продавать как-то не хочется.
– Ну и ладно. Все равно, клещонок-то никудышный.
– Оно конечно, чужого клеща всякий облаять норовит. А я и этим доволен. По мне, так вполне приличный клещ.видимо-невидимо. Я, если захочу, тысячу таких наловлю.
– Так чего же не наловишь? Попробуй, и ничего у тебя не выйдет. Это клещ ранний, понял? Первый, какого я увидел в этом году.
– Слушай, Гек, я тебе за него мой зуб отдам.
– А ну покажи.
Том достал из кармана свернутую бумажку, развернул. Гекльберри с завистью принялся разглядывать зуб. Искушение было сильное. В конце концов, он сказал:
– А зуб-то настоящий?
Том приподнял губу, показал ему прореху в ряду верхних зубов.
– Ну ладно, – сказал Гекльберри, – тогда по рукам.
Том положил клеща в коробочку из-под пистонов – ту самую, в