– Уже начинает светать. А идти нам можно только вверх по речке.

Она была права. Другого пути, кроме этой каменистой расселины, отсюда не было. А в сероватом свете зари они уже могли различать дорогу.

– Только сперва поешь, – сказала Анджела.

– Хлеб, наверное, совсем размок. Ведь из сумок течет вода.

– Нет, он цел. Я зашила его вместе с Алексидом.

Она распорола бурдюк и вытащила его содержимое.

– И почему только я не догадалась уложить в него все наши вещи! – со вздохом продолжала девушка. – Мы могли бы переодеться сейчас в сухое. Правда, тогда пришлось бы очень долго зашивать шов.

– Ничего, – отозвался Алан, с удовольствием грызя хлебную корку. – Скоро взойдет солнце, и мы согреемся…

Его била такая дрожь, что зуб на зуб не попадал, и Анджела посмотрела на него с тревогой.

– Тебя надо напоить чем-нибудь горячим и уложить в сухую постель. Пойдем поищем какого-нибудь крова.

– В этих-то горах? – усмехнулся Алан. – Нам еще повезет, если мы хотя бы к вечеру доберемся до какого-нибудь жилья. Но в одном я с тобой согласен – чем скорее мы тронемся в путь, тем лучше.

– Во всяком случае, – торжествующе сказала Анджела, высоко подняв рукопись, – это обратный путь.

Однако Алан, который, спотыкаясь, брел за ней по расселине, никак не мог поверить, что поручение, которое он получил в Кембридже столько месяцев назад, теперь, наконец, выполнено. Они отыскали Варну, они добыли комедию Алексида, и теперь остается только вернуться с ней в Венецию. Сколько раз он мечтал об этой минуте! Каким счастьем, думал он, переполнится его сердце! Но теперь, когда она настала, он чувствовал только, что у него отчаянно болит голова, а мокрая одежда противно липнет к телу.

Зато Анджела была во власти радостного возбуждения. Она удивительно быстро оправилась после плавания по озеру и теперь взбиралась по склону с легкостью серны. Алан еле поспевал за ней, но гордость мешала ему попросить ее идти помедленнее.

Взошло солнце, но лучи его не проникали в сумрачную расселину. Оглядываясь, молодые люди видели теперь только самый уголок озера, спокойного и синего под утренним небом. Еще немного, и этот уголок тоже исчез за гребнем перевала.

– Вот мы и простились с Варной, – сказала Анджела.

– И будем надеяться, что навсегда!

Теперь они простились и с речкой и пошли через нагорье по узенькой тропке, которую заметила Анджела.

– Ведь должна же она куда-то вести! – заявила девушка.

Алан не стал спорить. Если она берет на себя обязанности проводника, тем лучше. Они свободны, и этого с него довольно. Вот только если бы еще можно было лечь и уснуть!

Солнце начинало припекать, и от их одежды поднимался пар. Анджела распустила кудри по плечам, не опасаясь, что в этой горной глуши ее кто-нибудь увидит. Алан брел за девушкой, с трудом переставляя ноги, и вдруг заметил, что темная полоска у корней ее волос стала уже совсем широкой. Как давно они уехали из Венеции!

Он с трудом поднял руку и провел ладонью по подбородку.

До сих пор ему достаточно было бриться раз в неделю – он начал бриться всего лишь год назад, да и то больше из мальчишеского самолюбия, чем по необходимости. Но с тех пор, как он покинул дом Альда, бритва не касалась его подбородка, и теперь его покрывала настоящая щетина.

Венеция! Дом Альда! Горячая вода, чистые простыни… Сейчас он готов был отдать за них все сокровища мира. Когда еще ему вновь доведется вымыться в горячей воде и лечь в чистую постель?

Голос Анджелы заставил его очнуться, и он с испугом понял, что уже давно идет, словно в бреду, ничего не замечая вокруг.

– Впереди перевал, – сказала Анджела. – Пожалуй, эта тропинка и в самом деле куда-то ведет.

– А… э… Извини. Я, наверное, спал на ходу.

– Вот именно, – заметила Анджела с упреком. Взглянув туда, куда указывал ее палец, Алан увидел глубокую зазубрину в стене гор, преграждавших им путь на север.

– Может быть, отдохнем несколько минут? – робко сказал он.

– Нет, уж лучше пойдем дальше. – И Анджела засмеялась. – Ты ведь не дал мне отдохнуть на озере.

– И правильно, что не дал, – ворчал он себе под нос, устало плетясь за ней.

Но ведь тогда им грозила смерть, а теперь совсем другое дело. Ей-то хорошо! Шагает как ни в чем не бывало. А он совсем болен.

– Ну ладно, – буркнул он. – До твоего перевала я дойду, но дальше ни шагу не сделаю, пока не отдохну хорошенько.

Никогда еще он не испытывал к Анджеле такой жгучей ненависти, как в эту минуту.

До перевала они шли полчаса, но Алану они показались целым днем. К тому же сбылись и его мрачные предсказания: местность, которую они увидели с перевала, ничем не отличалась от той, которая лежала за их спиной, – точно такое же голое холмистое нагорье. Алан решительно опустился на землю, разложил сушиться на соседнем камне свою куртку и рубаху и наотрез отказался сделать еще хоть шаг.