И он понял, что бессилен перед ними. И ему ничего другого не остается. Мне показалось символичным из всего, что вы рассказали, убийство телохранителя турецкого премьера. Я так и представил себе: вот они поднимаются по трапу, снайпер свободно может стрелять в того, кто у всех на виду. Из-за кого будет больше шума. И за кого бы ему в десять раз больше заплатили. Но он своим выстрелом как бы показывает - вот кто истинный виновник. И потому я выбираю его. Вы следите за моими рассуждениями?
- Хорошо. А Салуцкий? - спросил я. - Семен Салуцкий? Он же был на виду, он не был в тени.
- Вот тут я с вами не соглашусь. То, чем занимался Сема, да, было на виду. Но мы не знаем, чем он занимался на самом деле, поскольку не знаем, как он приобрел капитал, чтобы открыть банк. Возможно, кому-то был нужен такой банкир. Ну вот как я, по вашей версии, был нужен генералу Тягунову, чтобы тот мог спокойно строить свою дачу за миллион - сейчас уже больше долларов. Понимаете? И если Сема был связан с Сережей, почему Сережа не мог таким образом его использовать, как вы это приписали мне? Вы хотите что-то возразить? Только учтите, у меня осталось ровно пять минут. Потом мне принесут мой протертый суп, и я уже не смогу вам больше уделять внимание.
Я уже говорил о чувстве времени у Савранского. Он говорил не спеша, на часы, по-моему, не смотрел или смотрел из деликатности так, что я этого не заметил. Не дергался, не спешил. Пусть дергаются другие. А он этим воспользуется, выводя их из равновесия своим спокойствием.
- Вас бы к нам в Главное следственное управление - главным аналитиком, - улыбнулся я.
- Ну что вы, за недостатком времени... только иногда и только с вами я могу вот так поделиться своими неспешными размышлениями и наблюдениями.
- Вы неплохо знали Горюнова, - сказал я. - Сейчас он уехал в отпуск. И почему-то на Алтай, где он прежде служил.
- В отпуск? - удивился он. - В такое время года? Разве он уже не отдыхал? Я что-то слышал о его пребывании на Кипре, но, возможно, я что-то путаю.
- Он взял за свой счет, - сказал я. - Так вот я не могу найти концы. Сейчас вы подсказали мне неплохую идею, которую я обязан был высказать сам, - найти кого-нибудь, кто имел бы на Сережу зуб. Ну, вы понимаете меня. На Сережу и на этих, серых кардиналов, как вы уже говорили...
- Хотите, чтобы я вам что-то подсказал? - задумался он. - Сережа со всеми ухитряется иметь хорошие отношения.
- А как он вообще оказался в аппарате Министерства обороны? - спросил я.
- Вы меня перебили, - сказал он, - а времени у нас осталось совсем немного. Так вот, в силу своих определенных качеств, можно назвать это талантом, он обзаводился нужными связями. А поскольку долгое время служил в армии, то среди военных у него немало знакомых. Знаете, есть люди, которые предпочитают оставаться в тени. Это не недостаток честолюбия, это такая склонность. На мой взгляд Сережа относится именно к таким.
- Вы так о нем уважительно рассказываете, - сказал я, поднимаясь с места, поскольку в кабинет уже вошла пожилая, по-домашнему одетая женщина с подносом, на котором стоял металлический судок с крышкой. Чем-то она напоминала самого Бориса Львовича.
- Вы не знакомы? - спросил он, тоже поднимаясь. - Моя двоюродная сестра Роза Львовна. А этот симпатичный молодой человек - мой новый знакомый Александр Борисович Турецкий. Я тебе о нем рассказывал...
Она подошла и что-то громко, но неразборчиво шепнула ему на ухо.
- Да-да, он сейчас уйдет, мы уже все обговорили... Правда, одна еще деталь, если позволите? - Он вопросительно посмотрел на меня.
Я пожал плечами. Деталь так деталь.
- Только глубоко между нами, - понизил он голос.
- Мне выйти? - строго спросила сестра.
- Ни в коем случае! Ты - это я, - прижал он руки к груди. - Что не должен знать я, то никогда не узнаешь ты. Так вот, что-то там произошло между Сережей, к которому, тут вы правы, я питаю некую симпатию, в которой сам до конца не могу разобраться, и молодым Тягуновым. Что-то по линии любовного треугольника. Словом, у Паши Тягунова была очаровательнейшая жена, впрочем, она и есть, но в один прекрасный момент она сбежала с Сережей. Да-да, не удивляйтесь, я сам глубоко удивился, когда услыхал. Но сейчас она... Алла ее, кажется, зовут, да? - обратился он к сестре, которая по-прежнему стояла в той же позиции, держа поднос. - Ты бы пока поставила, дорогая, у тебя уже руки дрожат, - озабоченно сказал Борис Львович, впрочем не выказывая желания помочь ей.
- Если я поставлю поднос, ваш разговор затянется еще на час, - сказала она грозно.
Он виновато посмотрел на меня, чуть заметно показав на нее глазами: мегера, мол, сам не понимаю, как терплю.
- Она сейчас поет в Театре Станиславского, - вдруг сказала Роза Львовна. - Фамилию вернула себе девичью. У нее масса поклонников. Любит ходить по ночным барам. А ее муж, Пашенька, такой славный был мальчик! Но вот пропал в этой проклятой Чечне... Вы это хотели услышать? - спросила она меня. - А то Боря всегда начинает издалека и не знает, как добраться до сути. - И уже ему: - Садись ешь!
Она со стуком поставила поднос на стол и вышла из кабинета не оглядываясь.
Я, поклонившись, вышел в другую дверь. Спускаясь вниз, я вдруг подумал, что сегодня Борис Львович почти не щурился, глядя на меня.
Наверное, успел рассмотреть все, что собирался, еще в прошлый раз. И, судя по всему, остался доволен увиденным.
Итак, мой визит к банкиру Савранскому можно вполне назвать плодотворным. И даже больше того. Появилась некая певица Алла, некогда носившая фамилию своего мужа, то бишь Тягунова. Да и рассуждения Бориса Львовича нельзя назвать безынтересными. Но какое отношение имеет тот же Меланчук к нашим столичным помощникам, референтам и консультантам, сказать трудно. Или телохранитель премьера Турции... Хотя, говорят, тоже доверенное лицо своего шефа. Что-то опять не складывается.
Не ясна идеология киллера. Во имя чего он убивает? И что или кто за этим стоит? Стопроцентный цинизм, но мне уже интересно, кого он застрелит через пару дней, если выдержит свой временной график.
Кстати, последнее убийство мало что добавило к тому, что нам известно. Непонятно, откуда он стрелял, поскольку никто не мог вспомнить, куда был обращен спиной погибший в момент выстрела.
Ясно, что откуда-то издалека и сверху. Но откуда именно?
И кстати, похоже, винтовку в последнее время он уже не меняет. Вторая его винтовка. Уже понимает (или знает?), что были произведены соответствующие баллистические экспертизы и нет смысла менять орудие убийства. Если только не раздобудет новую винтовку...
Кажется, опять несу черт знает что. Значит, следует отвлечься. На что? Или на кого?
А что, если позвонить Светлане? Неловко как-то после того, как она вручила мне пятьсот баксов. Но хоть появился повод. Раньше его не было, сейчас появился.
Я посмотрел на часы. Если она по-прежнему соблюдает свой режим, то сейчас, в третьем часу дня, ей уже пора вставать.
Так и получилось. Не сразу, но ответила.
- Але... - сказала она полудетским голосом, от которого у меня замерло сердце.
- Это Александр Борисович, - сказал я вполголоса, почему-то опасаясь, что Лара может подслушивать наш разговор.
- Здравствуйте! - обрадовалась она. - Почему вы мне совсем не звоните? Вы на меня обиделись?
О Господи... Обиделся. И это о самом поэтичном адюльтере, какой я когда-нибудь переживал.
- Не было повода, - признался я.
- А сейчас появился? - лукавым голосом спросила она.
- Да. Во-первых, я благодарен вам за вашу... помощь нашим правоохранительным органам.
- Что вы, такие пустяки! Я стараюсь всем помогать. Особенно нищим. Меня все за это ругают, особенно мама, но я не могу пройти мимо. Понимаете? Я как увижу ребенка с картонкой, на которой написано: 'Я хочу кушать', - не могу устоять. Ведь я вполне благополучная, моя жизнь удалась, да-да, все думают иначе, я понимаю. Вы ведь тоже так думаете, не правда ли?
- Ну что вы... - пробормотал я.
