инструмент!
Романов вопросительно посмотрел на своего писаря, потом спросил:
- Это, простите, о чем? Зачем вам инструмент? Что, у нас в полку нет плотников?
- Мы собираемся поставить оперу, - сказал Сережа, переглянувшись с Аллой. - Будем раскрывать рот под фонограмму. Но репетировать все равно надо. Поэтому нужен настройщик.
- Ах, оперу! - хлопнул себя по лбу 'батя'. - Так бы и сказали.
- Прибедняетесь, ох, прибедняетесь! - погрозила пальцем Горюнову Аглая Степановна. - Под фонограмму... Кто-то, может, и будет под фонограмму, а у вас с Аллочкой такой дуэт получился! И супруга ваша нам споет, Николай Васильевич. Вы не думайте, мы всех привлечем и охватим.
- И меня? - прижал руки к груди 'батя'. - Репетицию хоть пустите посмотреть?
- Конечно, вы же наш меценат, - проговорила таинственно Аглая Степановна. - Значит, мы так можем этому ужасному Белугину и передать?
- Так и передайте, - кивнул довольный - рот до ушей - 'батя'. - Тем более на носу смотр самодеятельности. Приказ пришел по корпусу... - Он опять вопросительно посмотрел на Сережу.
Тот, выдержав паузу, кивнул. Да, мол, что есть, то есть.
Алла потянула за собой к выходу библиотекаршу, но та вдруг страдальчески улыбнулась и театрально приложила руку ко лбу.
- Ах да... Чуть не забыла. Только не знаю, стоит ли? Ну ладно, раз уж начала, отниму у вас еще минуту драгоценного времени. Словом, позапрошлой ночью, когда меня, глядя на этот прекрасный дуэт, посетила идея об опере, ко мне подошли ребята в противогазных масках... Не помню, что они горячо так говорили, возможно, клялись в любви к литературе, но потом повалили меня на траву и тоже надели на меня маску...
- Как? - вскрикнула Алла и прижала ладонь ко рту.
- Представляете? - продолжала, волнуясь, библиотекарша. - Ну вы, мужчины, меня понимаете. А при Аллочке я не хочу... Я, конечно, стала звать на помощь. На мои крики прибежал еще взвод... И тоже в противогазах. Но я не знала, что у нас начались учения.
- И... И что? - только и спросил 'батя'.
- Ну я же не могу при Аллочке! - возмутилась Аглая Степановна.
Утром личный состав полка был выстроен на плацу. В противогазах.
Вдоль шеренг шествовали полковник Романов, офицеры и Аглая Степановна. За этим действом следили из окна клуба Алла и Горюнов.
Пластинка крутится, звучит музыка Верди. Это дуэт из 'Травиаты'. С раскаленного неба стекает тяжелый зной. Зыбкое марево над размягченным асфальтом, на котором происходит это странное действо...
- Черт знает что! - восклицает Алла. - Она что, хочет найти виновников по противогазу? Кто это придумал, не знаешь?
- Капитан Холин, - отвечает Сережа. - Редкого ума идиот.
- Зачем ей это нужно? Не пойму! - возмущается Алла.
Процессия продолжает медленно продвигаться вдоль шеренги. Жара усиливается, из-под масок течет пот. Впрочем, не только пот. У одного солдатика, ай-яй, по штанине течет струйка. Прямо в сапог.
Аглая Степановна приостанавливается. Останавливаются и остальные. У воина явно дрожат от страха коленки. Ну что, он? - вопросительно смотрят распаренные офицеры на нее. Но она лукаво улыбается.
- Нет, не он, мне просто показалось. - И быстро идет дальше, уже никого не разглядывая. Что ей надо, она увидела. А остальное - не ваше дело. Офицеры с облегчением смотрят ей вслед. Кажется, обойдется без ЧП. Кина, то бишь скандала, не будет.
Алла и Сережа тоже смотрят, высунувшись в окно. Их плечи соприкасаются. Он искоса посматривает на нее. На плацу между тем происходит развод на занятия. Взвод лейтенанта Тягунова отправляется на полевые занятия в полном вооружении.
- Не знаю, сочувствовать ей или...
- ...поздравлять, - хмыкнул Сережа. - Так и померла бы старой девой. Конечно, поздравлять.
- Все вы тут какие-то сдвинутые, - говорит она в сердцах. - Даже не по себе. Что смотришь?
- Вхожу в роль, - пожимает плечами Сережа. - А что, нельзя? Муж запрещает?
- Ему не до меня. Озабочен боевой и политической подготовкой. Ну он-то военная косточка. Это у него в крови. Вот что ты тут делаешь со своим голосом?
- Разве это голос? - махнул он рукой. - Ты послушала бы меня в столице. Я же в консерватории учился, рядом с тобой. А тут я свой голос сорвал на морозе...
- Да что ты говоришь? - изумляется она. - Ты - в консерватории? А сюда как попал?
Он опять машет рукой. Что тут вспоминать. И нехотя рассказывает:
- Влюбилась профессорская дочка. И забеременела с первого взгляда. А папаша мне 'неуд' в зачетку. Выперли с первого же курса.
- Я могла там тебя видеть? - щурится она. - Что-то не припомню.
- Зато я тебя помню, - говорит он серьезно. - Ты смотрела поверх голов. Кого ты могла разглядеть? У тебя такие поклонники были. Катали тебя на фирменных тачках.
- Верно, были... - грустно соглашается она. - Где они сейчас?
- И как тебя угораздило? - спрашивает он.
Они смотрят друг другу в глаза.
- Мир тесен, - говорит она. - Как сюда попала? Влюбилась! Вот так внезапно, сильно, безоглядно. Такой мальчик - и такой мужественный, целеустремленный, хочет стать маршалом, не меньше. А я уши развесила. Вот ты говоришь про дочку профессора. Так вот мой Тягунов счел бы себя обязанным жениться. Чувство долга. Тебе этого не понять.
- Где нам... - машет он рукой. - А вот что никогда ему маршалом не быть, это видно сразу. Тут другие качества нужны.
- Он не карьерист, как ни странно, - вздыхает она. - Тут другое. Хочет, чтобы над ним было как можно меньше маразматиков. Вроде вашего 'бати'...
- А что 'батя'? - обиделся за начальство Горюнов. - Кому он мешает жить? Вот послужит твой Тягунов, тогда поймет: чем меньше над тобой маразматиков, тем больше под тобой идиотов. Вроде Холина. Поди узнай, что хуже.
Она с интересом смотрит на него. Он понимает этот взгляд по-своему. Приближается, смотрит не мигая. Она предупреждает:
- Только без этого... Сразу договоримся. Хорошо? Я понимаю, тебя тут избаловали здешние дамы. Но я привыкла, что балуют меня.
Она села на подоконник, болтая своими красивыми ногами, от которых он не может отвести глаз.
- А все-таки, Горюнов, чего ты тут ждешь? С твоими-то способностями...
- Значит, есть чего ждать, - буркнул он недовольно.
- Ой, только не надо! - Она замотала головой. - Не так, так по-другому хочешь соблазнить старую замужнюю женщину? Решил сыграть роль непонятого и одинокого гордеца? Давай без этого! Сегодня, в такую жару, боюсь, репетиция уже не получится. Лучше пойдем искупаемся. Тут такие места, такая красивая река. Смотри, как этих бедных мальчиков гоняют по жаре. Неужели не жалко?
- Меня тоже гоняли, - говорит он. - Пожалеть было некому.
- Послушай, под какую варварскую музыку они маршируют! Околеть можно! Где-то тут я видела...
И роется в пластинках. Он стоит над ней и жадно разглядывает золотистые завитки на ее шее.
- Вот, - она достает старую пластинку, сдувает пыль. Озорно подмигнув, ставит ее на диск радиолы, включает на полную громкость. Звучит знаменитый победный марш.
На нее оглядываются. Офицеры, проводящие строевые занятия, как будто недовольны, но солдатики, наоборот, будто проснулись, начинают дружно и четко печатать шаг, равняясь на окно.
Алла шлет им воздушные поцелуи. И совсем другое настроение у ребят.
Вспомнив этот эпизод, Сережа невольно улыбнулся. А потом они пошли купаться. Вдвоем. И у самой реки наткнулись на взводы лейтенантов Тягунова и Прохорова. Солдаты роют окопы под присмотром взводных с секундомерами в руках - идет соревнование...
Но солдаты вдруг перестали копать. Смотрят на приближающуюся Аллу, на которой теперь только
