– Вафельный? Бутерброд из теста и какао-бобов со скидкой?

– Нет, со взбитыми сливками, как ты любишь.

– Я люблю, когда в душе гармония, а в теле здоровый дух. Кстати, сладкое портит фигуру. Тем, у кого она есть. – Доброжелательность так и лезла из Татьяны Павловны, как ватин в прорехи на старой телогрейке.

Пропустив намек мимо ушей, Надежда пошла ставить торт в холодильник. У окна маячил сюрприз, объяснявший мамин игривый наряд и не менее игривое настроение. У «сюрприза» был тяжелый подбородок, нос гордого горца и брови вразлет. Все остальное было прикрыто махровым халатом такого размера и расцветки, которых в их квартире отродясь не водилось. Из-под халата виднелись корявые волосатые конечности, обутые в безразмерные и основательно поношенные тапки. Тапки тоже были не местные.

– Приветствую, – насмешливо и как-то по-хозяйски помахал рукой «сюрприз». У Нади было полное ощущение, что она незваный гость, припершийся среди ночи в квартиру добропорядочных граждан, собиравшихся спать, и пытающийся насильно напоить хозяев чаем.

Месяц назад она, скорее всего, в одну секунду оделась бы и покинула негостеприимную обитель. Но жизнь, сперва по ошибке слепившая из Надюши нечто абстрактно-неприспособленное, месяц назад резко вильнула в сторону, смяла свой шедевр в бесформенный комок, а после вытесала устойчивый куб. На этот куб сейчас и напоролся мамин кавалер. В том, что это именно кавалер, сомнений никаких не было, поскольку мужские особи другого функционального назначения не разгуливают по чужим квартирам в полосатых коричнево-зеленых халатах.

– А вы у нас ночевать останетесь? – любезно поинтересовалась Надежда вместо приветствия.

Мужчина смешался. Во-первых, ее уверенное «у нас» как-то резко и бесповоротно отделяло его от прав на безлимитное пребывание в квартире. А глагол «ночевать» очень четко намекал на то, что время позднее, гостям пора и честь знать. Если им, конечно, есть где жить и они не планируют в перспективе претендовать на квадратные метры.

Татьяна Павловна вплыла в кухню, распространяя густой запах духов, и томно спросила:

– Познакомились?

– А надо? – уточнила Надя.

В глазах матери мелькнуло удивление и даже, как показалось Надюше, интерес.

– Надо бы. Просто из вежливости хотя бы. Раз уж ты за полночь почтила нас своим визитом.

Надежде внезапно стало весело. Ушлый папаша разрезал ее мягкую податливую жизнь, словно торт на две половинки. Безвкусное и блеклое «до» и жестко-напористое «после».

– Ой, конечно, – расцвела Надя. – Меня зовут Надя, я здесь прописана. Я, как говорит мама, старая дева на пороге четвертого десятка…

Татьяна Павловна напряглась, опасаясь, видимо, что гость приплюсует к возрасту дочери лет двадцать и получит какую-нибудь неинтересную цифру, о которой раньше не задумывался:

– Да все не так плохо, ей всего-то двадцать семь…

– …внуков я мамуле пока не родила, но потерпеть осталось совсем чуть-чуть. Всегда мечтала о том, как по нашей тихой квартире будут носиться дети. Мужа я, наверное, тоже сюда пропишу. Тогда мы сможем встать на очередь по улучшению жилищных условий.

Мама перебазировалась к кавалеру, и теперь они были похожи на филина и сову, которым в дупло посветили прожектором. Они изумленно таращились на разглагольствовавшую Надю, не успевая переваривать информацию.

– А кто у нас муж? – первой отмерла мама. – Надеюсь, я ничего не пропустила и он пока только в планах?

– Да что все обо мне да обо мне, – широко улыбнулась Надя. – Я смотрю, у нас гости. Кстати, знаете, какая у мамы любимая шутка? «Гастарбайтеры и иждивенцы на нашей территории не приживутся!» Правда, смешно?

– Ты что, дочь, съела что-нибудь?

– Нет, мам. Тут такое случилось. Однажды утром я проснулась и поняла, что стержень, о котором ты всегда мечтала, наконец-то во мне вырос. И теперь я на него насажу кого угодно.

Кавалер начал коситься на стойку с ножами. По капелькам пота, выступившим на лбу, и по воровато бегающим глазкам явственно читалось, что в голове его оформляется некая четкая мысль.

– Анатолий, не обращай внимания, – одернула его Татьяна Павловна. – Это аллегории. Девочка шутит. Неудачно. Надя, ты есть будешь?

Любой бунт – это торнадо. Его невозможно оборвать на полпути, стихия должна пройти все фазы, включая кульминацию и развязку. Заткнуть осмелевшей Надежде рот котлетой или тарелкой вермишели было невозможно.

– А вы на стройке работаете? – ласково улыбнулась она и ободряюще подмигнула.

– Это завлабораторией из моего института, – любезно пояснила мама. – Анатолий Викторович.

– Можно просто Анатолий, – попробовал навести мосты гость.

– …Викторович, – сурово повторила родительница.

– А вы у нас надолго? – наивно моргнула Надюша. – В смысле – какие планы? Вам просто переночевать сегодня негде или… завтра тоже негде?

Анатолий Викторович побагровел. Их роман с Татьяной Павловной был уже в той стадии, когда пора было решаться на серьезные действия. Маленькая нахалка попала в самое уязвимое место – ночевать ему и правда было негде. То есть квартира-то была, но там проживала еще его мама, категорически не сошедшаяся с Татьяной Павловной характерами. Вообще-то мама была тихой и кроткой. До тех пор, пока на горизонте не появлялась «хищница». Разумеется, мамуля жаждала устроить судьбу ребенка, но «ребенок»