– Я верну.
– Не надо, – быстро, слишком быстро отреагировал Валера.
«Ужас-то какой. Это не со мной. Это не может происходить со мной».
– А кто… она? – прошептала девушка и тут же осеклась, пожалела, но глупые слова уже нелепо раскатились мятым горохом.
– Ой, вот только не надо этого, – страдальчески сморщился Валера. – Нет у меня никого, сказал же. Просто у нас с тобой не получилось. Разве этого недостаточно? Люди расстаются не только из-за кого-то, но и из-за себя в том числе. У меня никого, у тебя никого, и между нами ничего. Тебя проводить?
– Сама дойду. Ну, прощай, что ли?
Она растерянно огляделась и пожала плечами. Сил посмотреть ему в лицо так и не нашлось. Вот ведь глупость какая. «Из-за себя…»
– Прощай. Всего тебе хорошего. И спасибо за все, – с радостным облегчением завершил церемонию расставания Валера.
Только в такси Надя поняла, что ее зацепило. «Из-за себя». Нет, не из-за себя, а из-за отца. Это он был виноват в том, что Надя отрабатывала чужой долг, не бывая дома, все больше отдаляясь от любимого. Только он.
– Может быть, он еще одумается? А, как думаешь? – Она сидела у Вики в гостиной, обнявшись с подушкой. Плакать почему-то не хотелось. Надеждой овладело лихорадочное состояние. Ей все казалось, что нужно что-то срочно предпринять, додуматься до какого-то оригинального решения, и все вернется, изменится.
– Тебе зачем, чтобы возвращался? – лениво спросила Вика. – Может, ты мазохистка? То папаша, то Валера. Хватит истерить, спать пора. Завтра день тяжелый.
– Почему тяжелый?
– Потому что понедельник. Кстати, ты как и где Новый год хочешь встречать?
– Очень своевременный вопрос. В гробу на кладбище. Чтобы цветы, венки и никто не лез. Устала я. Просто заговор какой-то против меня. И домой не вернуться, там мама с мужиком. Надо же, даже у мамы есть мужик, а меня бросили!
– Нечего, твою маму тоже когда-то бросили. Не завидуй. Чтобы найти вторую любовь, надо похоронить первую. Кстати, надеюсь, ты оказалась умнее родительницы, в подоле ничего не принесешь?
– Умнее. Я вообще теперь дико умная. Не голова, а дом советов: все гудит и толку никакого. Вот маманя порадуется, когда я завтра в родную келью въеду. А любовь, Вика, ее нельзя похоронить. Если она есть, то это уже объективная реальность и никуда от нее не денешься.
– Не придумывай отговорки, – усмехнулась Вика. – Тебе просто лень ее закапывать. Похоронить можно что угодно, было бы желание. Охота себя пожалеть – расслабься, пожалей, только краткосрочно. Если будешь колыхаться унылым студнем, тебя сожрут на чужом праздничном застолье. Отвлекись, поставь себе цель и при к ней на грейдере. Возьми себя в руки и умой всех. Кстати, тебе и без траура по Валере есть чем заняться. Поговори с мамой, найди подлеца-папашку, столкни его лбами с кредитором, а потом иди на новый виток. Цивилизация, равно как и жизнь, развивается по спирали. И только от тебя зависит, куда и как двигаться: карабкаться вверх или забуриться в гумус и в гумусе же прозябать. Сделай их всех, Надька! Зачем тебе мужик, который тебя не любит? Ну зачем? Ты себя убедила, что не можешь без него. Это фикция, бред. Теперь напрягись и убеди себя в обратном. Все могут, и ты сможешь. Без прошлого нет будущего, только надо из этого прошлого шагнуть вперед, а не упиваться собственной трагедией.
– А ты смогла забыть Андрея? – Надюша испытующе уставилась на замявшуюся подругу.
– Во-первых, я не привожу в пример себя, а даю советы, – не растерялась Вика. – А во-вторых, как я могу его забыть, если еще не отомстила. Я не злопамятная: растопчу и успокоюсь. Все. Утро вечера мудренее. Пошли спать, а то завтра, когда с помятыми физиономиями на работу заявимся, народ решит, что мы вместе квасили.
Наверное, Вика все говорила правильно, только советы прошли по касательной.
Рана была слишком свежа, чтобы так легко следовать чужой логике.
Весь день Надя ждала, что Валера все же перезвонит. Разумеется, он вздохнул с облегчением, лишь только за ней закрылась дверь, но вдруг? Вдруг он понял, что без нее никак? Вдруг осознал, что это и была любовь? Пусть неправильная, неотлаженная, как несмазанный механизм, неуправляемая, как необъезженная лошадь, но любовь! К которой надо было привыкнуть, притереться, понять ее. Зачастую мы способны оценить лишь потерю. Но Валера не звонил.
– Нет, – твердо решила Надюша. – Я звонить не буду. Он должен сам.
Через час она уже убедила себя, что Валера сам позвонить не может, потому что мужчине трудно сделать первый шаг. Через два – что он точно так же измаялся. Через два с половиной Надюша уже звонила Валере, выйдя в коридор.
– Надя? – в его голосе было столько удивления и досады, что сразу стало ясно: не маялся он. И спал этой ночью, вероятно, тоже крепким и здоровым сном.
– Как дела? – спросила она, чтобы хоть что-нибудь спросить. Если бросить трубку, он тут же догадается, что ей не все равно, что она переживает.
– Послушай, – раздражение, сквозившее в Валерином тоне, ледяными струями окатывало слух и впивалось в сердце, – не надо мне звонить, пожалуйста. Я не умею дружить с женщинами, с которыми спал. Мы расстались. Так что лучше друг друга забыть. Не надо пытаться реанимировать то, чего у нас не было. Прощай, Надя! Совсем прощай, ты поняла? Не звони больше.
«Совсем прощай…» Надя поняла, что сейчас заплачет.
– Что, обсчитали? – сочувственно спросила ее телефонистка Оля, притормозившая рядом. – Бывает, не переживай. Сегодня тебя, завтра – ты. Что ни делается, все к лучшему.
