окружающих, буквально под руку доведя ее до своего автомобиля. С одной стороны, это вселяло надежду, что встреча не конспиративная и ничего противного ее высокой нравственности он не предложит. С другой стороны, завтра только глухой не будет знать о том, что Иванцова уехала с работы вместе с шефом. Можно даже предположить, какими чудовищными слухами обрастет этот факт. Особенно учитывая то, что Надя тащила с собой баул с вещами, забранными от Валеры. Места в шкафу не было, поэтому весь день сумка пролежала у нее под ногами, а теперь надо было везти ее к маме.
Округлив глазенки при виде Надиного багажа и испугавшись, что сотрудница неправильно его поняла и собралась на новое место жительства, босс подхватил торбу и вопросительно затормозил у открытого багажника в ожидании комментариев.
«Небось думает, что я имущество из гостиницы вывожу», – ужаснулась Надюша и поспешно объяснила:
– Это личные вещи. Я сегодня переезжаю к маме.
Для Рельке понимание ситуации это никак не облегчило, но сумку он загрузил.
Ресторан шеф выбрал довольно скромный, поэтому Надюшины переживания по поводу отсутствия вечернего платья оказались напрасны. Спрашивать про оплату она так и не решилась, а потому весь вечер чувствовала себя чрезвычайно скованно, словно нерадивая студентка на госэкзамене.
Рельке как-то незаметно перешел на «ты», не требуя от нее ни питья на брудершафт, ни дальнейшего братания с поцелуями. Надя, боясь опростоволоситься, тщательно следила, что и какими приборами он ест. Она категорически отказалась от морепродуктов, а потом жалела, так как никаких подвохов в виде устриц или несъедобной живности там не оказалось. Пить тоже было страшно, но пригубить вино, к слову сказать, невероятно кислое и терпкое, пришлось.
– Тебе не нравится здешний алкоголь? – удивился Рельке и демонстративно отхлебнул минералку.
– Нравится, – соврала Надя. – Господин Рельке, а почему вы не пьете?
– Во-первых, мне бы хотелось, чтобы ты называла меня Ивальд. Это мое имя. Если я приглашаю тебя на ужин, то это автоматически означает, что мы можем избегать в общении формальностей. Во-вторых, я за рулем. Но вино уже заказано, поэтому его надо выпить.
«Вот зануда-то, – затосковала Надя. – Может, он споить меня хочет. Да я от целой бутылки тут и «Цыганочку» спляшу, и стриптиз покажу, а завтра проснусь простой российской безработной».
Поскольку Надежда вежливо отмалчивалась, говорил Рельке. Почему-то процесс поглощения пищи на его разговорчивости ничуть не отразился, и все у него получалось красиво, как в кино, – говорить хорошо поставленным голосом и при этом не давиться и не ронять ужин изо рта. «Партайгеноссе», торжественно поблескивая очками, рассказывал про перспективы развития компании и свои перспективы в частности. Никаких комплиментов подчиненной он не отвешивал, руки не распускал, к сотрудничеству не склонял. Зато по ходу беседы вдруг выяснилось, что сам Рельке начинал с простого носильщика и шел к своей должности почти десять лет.
– У тебя большое будущее, если ты будешь много учиться и много работать, – назидательно сообщил он и победоносно улыбнулся.
«А интересный мужик!» – неожиданно подумала Надя и подобралась. Не хватало еще романа на рабочем месте. Обычно такие романы заканчиваются вместе с карьерой и зарплатой. Нельзя класть все яйца в одно гнездо и допускать, чтобы личное зависело от общественного, иначе потеряешь все сразу. Хотя Наде особо терять было нечего. Но и уверенности, что за ней ухаживают, у нее тоже не было. Конечно, ужин подразумевал что-то такое, но что? Может, заскучавшему боссу было не перед кем повыпендриваться и похвалить себя, прихвастнуть. А тут такая благодарная аудитория, подкупленная его начальственным положением и собственной зависимостью.
Досконально проверив счет и дождавшись сдачи в полтора рубля, Рельке потребовал завернуть все недоеденное с собой, зацепил отчаянно красневшую от его крохоборства Надю под локоток и вальяжно поплыл на выход.
Высоченный, широкоплечий европеец с мелочными замашками старого скряги и манерами особы царских кровей… Надя недоумевала, как относиться к этакому коктейлю, и нервничала в ожидании кульминации. Ведь для чего-то же он ее пригласил!
Рельке был галантен до судорог. Он открывал перед нею все двери, пропускал вперед и поддерживал под руку, как будто она была немощной герцогиней девяноста лет от роду на придворной церемонии. Посадив Надю в машину, он рысью понесся на свое место, словно боялся утомить пассажирку лишними мгновениями ожидания.
«Дурдом!» – заерзала Надежда, отследив метнувшуюся вокруг драндулета тень шефа.
Вместо поцелуя руки он галантно вручил ей пакеты с едой.
– Спасибо за приятный вечер, – откланялся Рельке, оставив недоумевающую Надю у подъезда с мешком в руках и баулом под ногами.
Надя тревожно улыбнулась, опасаясь, что с нее потребуют компенсации в любом виде, но шеф отбыл почивать неотблагодаренным.
– Я тут поесть из ресторана привезла, – подлизнулась Надя к маме, открывшей дверь.
– Умница, – немедленно подлизнулся в ответ Анатолий Викторович.
Два нормальных человека, мыслящих логично и трезво, готовили плацдарм для сосуществования в условиях малогабаритной квартиры. Конечно, оба предпочли бы обойтись без столь напряженного соседства, но жизнь диктовала свои условия. С соседом спорить можно, с жизнью – нет. То есть теоретически, разумеется, можно, но на практике КПД будет равен нулю.
Татьяна Павловна была женщиной независимой в мнениях и суждениях, далекой от логики приспособленчества и резкой на язык. Поэтому она оттопырила нижнюю губу, понимающе кивнула и протянула:
– Объедки принесла из своей гостиницы? Ну-ну. А мы как раз уже поужинали. Так что приятного тебе, доченька, аппетита. И на будущее учти – я чужое не доедаю, у меня свое в холодильнике стоит.
– Таня, – предостерегающе дернул ее за рукав дипломатичный Анатолий Викторович.
