откажут, — и мне должны дать место, или я не скажу ни слова.

Когда его стали допрашивать, Арзак ответил, что готов все рассказать, если ему дадут место по его выбору или хорошую сумму денег. Но следователь тут же одернул его и сказал, что суд ни с кем не идет на сделку. Оказавшись в ловушке, Арзак отказался говорить, потому что был совершенно уверен, что за его признания ему должны заплатить. Ничего не добившись от пастуха, блюститель порядка отпустил его, однако приказал установить за ним слежку. Потом следователь вызвал к себе Клода Рейно и всех, кого видели вместе с Арзаком, то есть Антуана Перена, Этьена Гра и Жана Морена.

А в это время в доме графинь де Шамбла происходило вот что. Успокоенные арестом Вильдье, Жана Морена и Мишеля Бессона, дамы и Мари Будон снова забеспокоились, узнав, что судьи, отпустив этих троих, предпримут новое расследование. Между тем по городу поползли самые противоречивые слухи, а одно на первый взгляд пустяковое происшествие совершенно выбило графиню из колеи.

Как-то раз, вернувшись домой, она увидела трех человек, стоявших у ее дома и с любопытством рассматривавших висевший над парадным входом барельеф, изображавший голову горгоны. Она услышала, как один из них сказал:

–?Глядя на эту голову, страшное выражение которой так хорошо передано художником, я однажды заметил в ней удивительное сходство с графиней ла Рош-Негли, и в тот же самый день пришло известие об убийстве в Шамбла. Какое странное совпадение, вы не находи…

Появление графини помешало ему договорить. Однако все это очень встревожило госпожу Негли, которая со свойственной аристократам спесью пребывала в полной уверенности, что может беспрепятственно и безнаказанно диктовать свою волю общественному мнению и даже правосудию.

В тот день, когда жадность Арзака едва не привела к их разоблачению, мать и дочь сидели и вышивали, то и дело тревожно прислушиваясь к шуму на улице, как вдруг вошла Мари Будон. Не говоря ни слова, графиня пристально посмотрела на служанку, и ее взгляд был красноречивее всяких слов.

–?Нет, — ответила Мари на этот безмолвный и полный тоски вопрос. — Новостей никаких.

–?Арзак не приходил?

–?Нет еще.

–?Ты не боишься?..

–?Напротив, очень его опасаюсь, но я приняла меры…

–?Какие же?

–?За ним следит человек, преданный мне и вам, мой земляк из Лозера. От него-то я все и узнаю.

–?Послушай, Мари, — сказала вдруг графиня, — я должна признаться, что меня терзают мрачные предчувствия. Мне повсюду мерещится опасность, и мне кажется, что всех нас скоро постигнет беда.

–?О да, — вскрикнула Теодора, — поедемте, матушка, поедемте отсюда поскорее!

–?Что ты скажешь на это, Мари? — обратилась графиня к служанке.

–?Я скажу, — ответила служанка глухим голосом, — что это, очевидно, предостережение свыше.

Она вдруг остановилась, немного смутившись, а потом продолжила резким и решительным тоном:

–?Откуда бы это предостережение ни исходило, к нему надо прислушаться, поскольку его ощущаете и вы, и госпожа Теодора, и Жак, и я.

–?Ах, вот как! — произнесла графиня, которую поразила слабость такой женщины, как Мари Будон. — И ты тоже?

–?Да, я чувствую…

Чьи-то шаги на лестнице не дали ей договорить.

–?Кто это может быть? — спросила графиня.

Мари Будон побежала открывать, и вскоре в комнату вошел человек.

–?Это мой земляк, о котором я вам говорила, — пояснила Мари Будон, указывая на пришедшего, который был не кто иной, как Жан Морен, прозванный Будулем.

Она повернулась к нему и спросила:

–?Ты, наверно, хочешь что-нибудь сказать?

–?Да-да, хочу, — ответил Жан Морен запыхавшись. — Я бежал, как видите, сломя голову, потому что нельзя терять ни минуты.

–?Разве случилось что-нибудь серьезное?

–?Да, теперь уж не до шуток.

Три женщины быстро переглянулись, потом Мари Будон продолжала, наклонившись к Жану Морену:

–?Ну что? Говори!

–?Во-первых, — отвечал тот, — если Арзак и не рассказал всего судье час тому назад, то это не его вина. Сам-то он был бы рад.

–?Негодяй! — закричала Мари Будон дрожавшим от гнева голосом.

–?Что же помешало этому негодяю? — спросила графиня.

–?Ему не захотели платить.

–?Что ты сказал?!

–?Судья отказался торговаться, а то бы Арзак рассказал все, что знает.

Графиня затрепетала при одной мысли об этом.

–?Я должен был убить Арзака, а не Юпитера, — прошептал вошедший Жак.

–?Ты хочешь еще что-то сказать, Будуль? — спросила служанка своего земляка.

–?К сожалению, да.

–?Что же еще? — прошептала графиня.

–?Еще… слова Клода Рейно, ваше сиятельство.

–?С кем он говорил?

–?С судебным следователем, ваше сиятельство.

–?Когда?

–?Двадцать минут назад.

Жак Бессон, который, вернувшись в гостиную, стоял, прислонившись к окну, по-видимому, испытывал сильное волнение, поскольку его лицо сделалось бледным словно полотно. Взглянув на него, графиня не на шутку перепугалась.

–?Боже мой! — в ужасе вскрикнула она. — Что с вами?

Жак сумел совладать с собой, однако его нетвердый голос выдавал бушевавшие в нем чувства.

–?Ничего особенного, ваше сиятельство.

Графиня поверила ему и снова повернулась к Жану Морену:

–?Так ты говоришь, что Клод Рейно разговаривал с судебным следователем двадцать минут назад?

–?Около того, ваше сиятельство.

–?Что же он сказал?

–?Он не хотел давать показания.

–?И что же дальше?

–?Когда судебный следователь стал уговаривать его, Рейно заявил: «Мы не станем говорить, пока вы не прикажете арестовать Жака Бессона и Мари Будон, иначе с нами сделают то же, что с господином Марселанжем».

Все были поражены — графиня, ее дочь, даже Мари Будон. Только Жак Бессон сохранял странное, почти величественное спокойствие.

–?Мари, — вдруг закричала графиня, преодолев оцепенение, в которое она впала, — нечего ждать, надо бежать даже не сегодня, а сию же минуту!

Теодора поддержала свою мать.

–?Ты слышишь, Мари? — сказала она наконец с лихорадочной поспешностью. — Мы едем сию минуту. Беги поскорее и найми почтовый экипаж.

–?Да-да, бегу! — отвечала Мари Будон.

Жак Бессон не шевелился. Прислонившись к окну, он, по-видимому, прилагал все усилия, чтобы не упасть.