–?Ну, Жак, а почему вы не готовитесь к отъезду? — спросила его графиня.

–?Я никуда не поеду, ваше сиятельство, — ответил Жак.

–?Не поедете? — изумилась графиня. — Это почему же?

–?Потому что… это бесполезно, ваше сиятельство.

–?Бесполезно? Разве вы себя так плохо чувствуете?

–?Не поэтому.

–?Тогда почему же?

–?Прислушайтесь, и вы все поймете, ваше сиятельство.

Графиня внимательно прислушалась, и ей вдруг смутно показалось, что она слышит шум голосов и приближающиеся шаги.

–?Что это такое? — прошептала она.

Она прислушалась снова. Шум раздавался с улицы. Графиня подбежала к окну, у которого Жак стоял последние десять минут. На улице собралась огромная толпа.

–?Что это? — пришла в ужас графиня.

–?А вы не понимаете, ваше сиятельство?

–?Нет, я не могу объяснить себе…

–?Обернитесь, и вы сразу все поймете.

Графиня обернулась и хотела вскрикнуть, но крик застрял у нее в горле. Она побледнела, как мраморная статуя, увидев полицейского комиссара в сопровождении двух жандармов. Комиссар подошел и, положив руку на плечо Жака, сказал:

–?Жак Бессон, именем закона вы арестованы!

Ошеломленный силой и внезапностью этого громового удара, Жак пошел между двумя жандармами, с трудом отдавая себе отчет в том, что происходит. Когда открылась дверь, он на мгновение остановился, испугавшись толпы, покрывавшей всю улицу, словно ковер. Люди молчали, затаив дыхание, с нетерпением ожидая, что же будет дальше. Все собравшиеся, по-видимому, надеялись, что арестованный начнет кричать, рваться и биться в истерике. Окинув толпу равнодушным взглядом, Жак сказал сам себе: «Я не доставлю вам этого удовольствия и не позволю насмехаться над собой». Усилием воли преодолев свою слабость и вернув себе полную ясность рассудка, Жак Бессон твердыми шагами спустился по ступеням, ведшим от парадной двери на улицу.

Толпа при приближении арестанта расступилась, и он пошел вперед, высоко подняв голову, не смотря ни направо, ни налево, тем не менее хорошо узнавая в этом море людей знакомые лица. В это время графиня, Теодора и Мари Будон, мало-помалу опомнившись от страшного потрясения, молча смотрели друг на друга и спрашивали сами себя, не снится ли им все это. Мари Будон первая прервала эту страшную тишину.

–?Как знать, — произнесла она, — может быть, его ведут лишь к судебному следователю?

–?Ах! Хотелось бы мне этому верить, — сказала графиня, подняв к небу взгляд, пылавший отчаянием. — Потому что после Жака подозрения могут коснуться моей дочери и меня!..

Она закрыла голову руками, чтобы не видеть этой страшной картины.

–?Нет-нет, это невозможно, это было бы слишком ужасно, — прошептала госпожа Марселанж. — Этого быть не может.

–?Подождите! — вдруг вскричала Мари Будон. — Мы сейчас все узнаем!

–?Каким это образом? — спросила графиня.

–?Посмотрев в окно.

У дома было два фасада, один из которых выходил в переулок напротив тюрьмы и здания уголовного суда.

–?Но из этого окна дверь тюрьмы не видно, — сказала Теодора.

–?Это правда, — ответила Мари Будон. — Но тюрьму сейчас ремонтируют, так что Жака поведут через потайную дверь, смежную с судом, если только…

–?Посмотрим, — сказала графиня.

Она подбежала к окну, открыла его, и все трое осторожно высунули головы на улицу. Переулок кишел людьми, и в этой массе, мерно колыхавшейся между домами, возвышалась голова Жака Бессона.

–?Ага! Его ведут в тюрьму, — прошептала графиня задыхающимся голосом.

Скоро из глубины этой безмолвной и толпы раздался глухой, невнятный шум, напоминавший недовольный ропот.

–?Что происходит? — с удивлением спросила госпожа Марселанж.

–?Я не знаю, — ответила графиня. — Но от этой свирепой черни можно ожидать чего угодно, и я очень боюсь за бедного Жака.

–?Нет, — сказала Мари Будон, — это они не из-за Жака.

–?А ты откуда знаешь?

–?Посмотрите, куда они смотрят.

–?Кажется, эти грозные взгляды обращены на нас, — испуганно прошептала графиня.

Не успела она закончить, как камень, разбив стекло, пролетел мимо ее головы и упал на паркет гостиной.

–?Негодяи! — вскрикнула графиня, побагровев от гнева.

–?Ни слова больше, уйдемте скорее, ваше сиятельство, — сказала ей Мари Будон.

Силой оттащив графиню от окна, Мари Будон тотчас же принялась закрывать его. Ей уже почти это удалось, когда еще один камень, брошенный из толпы, попал ей в руку. Хлынула кровь. Мари не могла удержаться, чтобы не вскрикнуть от боли.

–?Что это? — с ужасом спросила ее графиня.

–?Ничего, — ответила служанка и прибавила тихим голосом, вытирая руку о свою юбку: — Кажется, и меня тоже! Впрочем, это к лучшему. У меня есть клюв и когти, и они скоро в этом убедятся.

–?Итак, — прошептала графиня, дрожа от негодования и гнева, — эта гнусная чернь имеет дерзость злиться на нас?

–?На вас, ваше сиятельство, — мрачно сказала Мари Будон, словно бы поправляя графиню. — И камень, брошенный в вас народом, — очень дурной знак, такой дурной, что лучше бы над нашими головами рухнул дом.

–?Да-да, понимаю, — ответила графиня с озабоченным видом. — Этот камень — проявление общественного мнения, своего рода обвинительный акт.

–?Вот это должно заставить нас серьезно задуматься, ваше сиятельство: арестовывают Жака, а оскорбляют вас!

–?Это правда, — согласилась графиня. — Против Жака никто не возмутился, я этому очень рада, поскольку волновалась за него, но это молчание толпы для нас очень опасно.

Она посмотрела на свою дочь, неподвижно стоявшую в углу, потом повернулась к Мари Будон.

–?Мари, — сказала она решительным тоном, — нам надо уехать из Пюи.

–?Я сама так думаю, ваше сиятельство, — спокойно ответила служанка.

–?Хотя я не уверена, что у них хватит дерзости обвинить и привлечь к суду графиню ла Рош-Негли, но моя дочь не вынесет подобных потрясений, поэтому я повторяю — надо ехать сегодня же.

Теодора встала, подошла к графине и с упреком в голосе спросила ее:

–?А Жак, матушка? Жак, у которого остались только мы, Жак, который так нам предан, — неужели вы бросите его?

Графиня слушала дочь, не веря своим ушам.

–?Матушка, — спокойно продолжала госпожа Марселанж, — теперь уже поздно ехать, надо остаться.

Графиня и Мари Будон смотрели на Теодору и спросили, верно ли они ее поняли.