— Она не хочет выходить.

— Постой, я сама ее выведу, — проговорила Юйлоу. — До чего ж наглеют эти рабские отродья! Перед нами стояла, как истукан, теперь от хозяина отворачивается, своевольная девка! — Юйлоу бросилась в комнату, откуда раздалась ее брань: — У, негодяйка проклятая! Ругательств на тебя не хватает. Не пойдешь, тебя спрашиваю? Силой потащу. — Юйлоу засмеялась: — Вот рабское отродье! и кто только тебя, невежу такую, уродил? Ей, видите ли, не к лицу хозяину поклониться.

Тут Юйлоу вывела злополучную служанку. При свете лампы Симэнь вгляделся в нее и сразу узнал Цзиньлянь. Завязанные узлом волосы и одеяние служанки рассмешили его. От хохота он так сощурился, что не видно стало щелок глаз.

Между тем Цзиньлянь как ни в чем не бывало уселась в кресло.

— Вот бесстыдница! — продолжала шутить Юйлоу. — Только вошла, и никакого почтения! Ишь, расселась пред самим хозяином! Думаешь, больно приятно твою вонь нюхать!

— Ну, поклонись хозяину! — просила ее, улыбаясь, Юэнян.

Но Цзиньлянь не двинулась с места. Немного погодя она удалилась во внутреннюю комнату Юэнян, выдернула шпильки, надела головные украшения и снова предстала перед собравшимися.

— Ишь ты, негодница! — заругалась на нее Юэнян. — Уже у кого-то головные украшения успела стянуть.

Все рассмеялись.

— От свата Цяо шесть приглашений Цяо Тун вручил, — обратившись к Симэню, сказала хозяйка. — Просят нас пожаловать на прием и полюбоваться фонарями. Надо будет им завтра же подарки отправить. — Юэнян обернулась к Юйсяо: — Ступай, покажи батюшке пригласительные карточки.

Симэнь стал читать:

— Надо будет завтра же послать им приглашения, — сказал Симэнь. — Устроим прием четырнадцатого. Пригласим супруг столичного воеводы Чжоу, военного коменданта Цзина и достопочтенного Ся, а также мать свата господина Чжана. А невестушка У Старшая пусть у нас и остается. Бэнь Дичуаню я велю позвать мастеров. Они соорудят пирамиды для хлопушек и потешных огней. У императорского родственника Вана актеров возьмем. Они «Западный флигель» покажут, надо будет У Иньэр с Ли Гуйцзе тоже позвать. Завтра же утром накажите Лайсину купить четыре коробки яств и жбан южного вина да отослать им. Вы будете дома пировать, а я с Ин Боцзюэ и Се Сида пойду в кабачок на Львиную.

Накрыли стол. Цзиньлянь наполняла чарки, и все пили за ее здоровье. Стоило Симэню увидеть переодетую служанкой напомаженную Цзиньлянь, как у него невольно застучало в груди. Он подмигнул ей, и она тотчас смекнула, куда он клонит. Посидев немного за столом, она удалилась к себе, сняла с головы украшения и причесалась по-ханчжоуски. Потом подрумянилась и подкрасила губы. На случай у нее был заранее накрыт стол, потому что ей хотелось самой угостить Симэня.

Через некоторое время пришел и Симэнь. Прическа-туча Цзиньлянь еще больше пришлась ему по душе. Он опустился в кресло и обнял Цзиньлянь. Так они ворковали и смеялись.

Вскоре Чуньмэй убрала со стола, и Цзиньлянь снова поднесла ему кубок вина.

— Да ведь ты ж меня там угощала, — сказал Симэнь. — Зачем же еще хлопотать?

— Там со всеми вместе, — отвечала она, улыбаясь. — То не в счет. А тут я для тебя одного приготовила. Зачем меня укоряешь? Ведь ты же на меня из года в год тратишься?

У польщенного Симэня лицо расплылось в улыбке. Он сощурился так, что не видно было щелок глаз, и, взяв кубок, снова обнял сидевшую у него на коленях Цзиньлянь. Чуньмэй угощала их вином, а Цюцзюй потчевала закусками.

— Я тебе вот что скажу, — обратилась к Симэню Цзиньлянь. — Пусть уж двенадцатого одна Старшая сестра в гости идет.

— А вы почему не пойдете? — спросил он. — Ведь вас всех приглашают. Я велю и кормилице с сыном пойти, а то будет по матери плакать.

— Им можно идти, — заговорила она. — У них есть во что нарядиться, а мне? Я как старая монахиня, у меня одно старье: стыдно на глаза показаться. Взял бы да поделил раскрой, что с Юга привезли. Тогда б и у меня было что надеть. Что проку их под спудом держать? А то настанет наш черед угощать, придут почтенные гостьи, а мы в чем их встретим? Они надо мной смеяться будут. Сколько я тебе говорила, да ты все шуточками отделываешься.

— Ладно, — сказал, смеясь, Симэнь. — Завтра портного Чжао позову. Он вам сделает наряды.

— Два дня остается, — заметила Цзиньлянь. — Да разве он успеет?

— Я велю ему взять помощников, — пообещал Симэнь. — И скажу, чтобы сшил сперва тебе, а остальным можно потихоньку, не спеша сделать.

— А ведь когда я тебя просила! — опять укорила его Цзиньлянь. — Выбери мне лучший шелк, слышишь? У них вон какие наряды. Ты обо мне меньше всего заботишься.

— Вот болтушка! — засмеялся Симэнь. — Тебе все лучше других подавай.

Так они проболтали до первой ночной стражи, потом легли. Они резвились под пологом, как пара неразлучных уточек, как феникс с подругой, тихо щебеча в своем гнездышке. Они время от времени утихали, чтобы потом снова насладиться игрою дождя и тучки. Их бурные утехи продолжались за полночь.

На другой день Симэнь вернулся из управы, открыл сундуки, достал из них сотканные на Юге куски шелка и атласа и велел слуге позвать портного Чжао. Каждой жене он решил заказать по узорному шелковому платью с длинным рукавом, по парчовой накидке и расшитому атласному платью, а Юэнян пошить два ярко-красных узорных платья с длинным рукавом и четыре атласных цветастых платья. Симэнь расположился в крытой террасе и велел Циньтуну сходить за портным Чжао. Тот между тем обедал у себя дома. Только он узнал, что его зовет Симэнь, сразу же бросил еду, схватил ножницы и мерку и поспешил к заказчику.

Современники сложили такие строки, прославляющие достоинства портного Чжао: