— Нет, ты это видел? — спрашивает он. — Она чуть из кожи не выскочила!

— Лучше не выскакивай из кожи, Маи, — сове­тует девушке Хайден. — Зазеваешься, а ее тут же кому-нибудь другому отдадут.

— Я вам сейчас покажу! — кричит Маи. Она пытается схватить Хайдена, но тот без труда уворачивается. В этот момент из-за стеллажа появляется Роланд.

— Что здесь творится? — спрашивает он.

— Да ничего, — говорит Хайден. — Страшные истории рассказываем.

Роланд рассержен. Очевидно, он раздра­жен тем, что его не позвали.

— Ладно. Идите спать, — говорит он. — Позд­но уже.

Он удаляется в свой кабинет, но Коннор уверен, что просто так теперь здоровяк не ус­нет — будет подслушивать, опасаясь, как бы они не сплели заговор против него.

— Слушай, а этот Хэмфри Данфи, — спрашивает Маи, — это же вымышленный персонаж, правда?

Коннор решает оставить свое мнение при себе.

— Я был знаком с парнем, который утверж­дал, что ему пересадили печень Данфи. Однаж­ды он исчез, и никто его больше не видел. Все решили, что его отправили на разборку, но... может, его родители Данфи и отловили.

Сказав это, Хайден задул свечу, оставив всех в темноте наедине со своими мыслями.

На третий день Соня позвала всех наверх, но не сразу, а по очереди — в том порядке, в ка­ком они появились в подвале.

— Сначала воришка, — сказала она, указывая на Роланда. Вероятно, она знает об украденном плейере, решил Коннор.

— Как вы думаете, что нужно от нас Драконихе? — спрашивает Хайден, когда крышка люка закрывается.

— Она хочет твоей крови, — говорит Маи. — Хочет поколотить тебя палкой. Как-то так.

— Не называйте ее Драконихой, — просит Ри­са. — Она вам жизнь спасла, могли бы поуважи­ тельней о человеке говорить.

— Подержишь Диди? — спрашивает она, поворачиваясь к Коннору. — У меня руки устали.

Коннор забирает у нее малышку, и видно, что на этот раз он уже не боится сделать что-нибудь не так. Маи смотрит на него со сдержан­ным интересом. Наверное, Хайден сказал ей, что это не их ребенок.

Роланд возвращается через полчаса и ниче­го не рассказывает о том, что происходило на­верху. Так же ведет себя и Маи, когда ее аудиен­ция у Сони окончена. Хайден пропадает надол­го. Когда он наконец возвращается, он держит рот на замке, что для него нехарактерно. Кон­нора это раздражает.

Настает очередь Коннора идти наверх. Поднявшись по лестнице, он понимает, что на дворе ночь — за окнами темно. Аудиенция про­ходит в задней комнате. Соня садится и предла­гает Коннору присесть напротив — в шаткое трясущееся старинное кресло.

— Завтра ты отсюда уедешь, — говорит она.

— Куда?

Соня делает вид, что не слышала вопроса. Рядом с ней стоит старая конторка. Старушка открывает ящик и долго в нем шарит.

— Надеюсь, ты хотя бы наполовину грамот­ный, — говорит она.

— А что? Вы хотите дать мне что-то прочесть?

— Нет, читать не нужно, — отвечает Соня, до­ставая из ящика несколько листов писчей бу­маги. — Я хочу попросить тебя кое-что напи­сать.

— Что? Завещание? Последнюю волю?

— Завещание пишут, когда есть что оставить, а у тебя что есть? Я хочу, чтобы ты написал письмо, — говорит старушка, передавая Конно­ру бумагу, ручку и конверт.

— Напиши письмо человеку, которого ты лю­бишь больше всего. Хочешь — короткое, хо­чешь — длинное. Мне все равно. Просто напи­ши все, что всегда ему хотел сказать, но так и не решился. Понимаешь?

— А что, если я никого не люблю?

Соня смотрит на него, поджав губы и качая головой.

— Вы, ребята, все как сговорились. Думаете, что раз вас никто не любит, так и вы никого не любите. Ладно, если ты и вправду никого не любишь, напиши тому, с кем хотел бы объяс­ниться. Изложи все, что накопилось, чтобы не держать в себе. Когда закончишь, положи пись­мо в конверт и запечатай. Я читать не буду, не волнуйся.

— А что будет с письмом? Вы его по почте по­шлете?

— Ты напиши и не задавай лишних вопросов, — говорит старушка, ставя на конторку рядом с бумагой и конвертом небольшой коло­кольчик. — Время есть, не торопись. Когда за­кончишь, позвони.

Не говоря больше ни слова, Соня выходит из комнаты, оставив Коннора в одиночестве.

Предложение старушки озадачило мальчи­ка и даже немного испугало. Есть такие облас­ти души, в которые он и сам не хотел бы забираться. Сначала он решает написать Арианне. Это проще всего. В конце концов, она была ему небезразлична. Никогда ни с какой другой де­вушкой он не был так близок. За исключением Рисы, конечно. Но Риса не в счет. То, что про­исходит между ним и Рисой, отношениями не назовешь. Они похожи на двух утопающих, держащихся за одну и ту же соломинку.

Написав три строчки, Коннор комкает лист — писать Арианне бессмысленно. Как бы он ни пытался отрицать очевидное, но напи­сать стоит только родителям.

Взяв чистый лист, он начинает новое пись­мо. «Дорогие папа и мама...» — пишет Коннор и надолго останавливается.

Только через пять минут ему удается при­думать вторую строчку, но, преодолев этот барьер, Коннор неожиданно чувствует, что его как будто прорвало — слова хлынули на бумагу мощным потоком. Он лихорадочно пишет и удивляется тому, в какие неожидан­ные дебри забирается мысль. Сначала он из­ ливает на родителей накопившийся гнев. Ему давно хотелось это сделать. Да как вы могли? Зачем вы это сделали? Что же вы за люди, что поступаете так с собственным ре­бенком? Но к третьей странице злость проходит. Коннор вспоминает все хорошее, что было в их совместной жизни. Сначала он хо­чет, чтобы родителям было больно от воспо­минаний, чтобы они поняли, с чем им при­шлось расстаться после того, как разрешение на разборку было подписано. Но постепен­но, продолжая писать, он понимает, что дела­ет это ради того, чтобы самому вспомнить все, что было хорошего в прежней жизни, чтобы оставить список этих воспоминаний, на случай если он погибнет...

Начав письмо, он уже знал, как его закон­чит. Я ненавижу вас за то, что вы сделали, хо­тел написать Коннор, и никогда не прощу вас за это. Но на последней, десятой странице он неожиданно пишет: «Я люблю вас. Ваш быв­ший сын. Коннор».

Подписываясь, мальчик чувствует, что вот-вот расплачется. Ему кажется, что слезы собра­лись не в глазах, а где-то глубоко, в желудке, или еще глубже. Внутри клокочет настоящий вулкан. Все начинает болеть — легкие, живот, голова. Слезы наконец наполняют глаза. Маль­чик испытывает такую боль, что в какой-то мо­мент ему кажется — он сейчас упадет и умрет на месте. Но время проходит, а он не умирает, и буря, найдя разрядку в слезах, постепенно сти­хает.

На Коннора наваливается ужасная уста­лость. Он не может пошевелить ни рукой, ни ногой. Наверное, придется взять у Сони палку, думает он, иначе мне просто не встать.

Слезы, капавшие на страницу, впитались, и в тех местах, где они падали, остались неболь­шие кратеры, но ни одна буква не смазалась. Коннор складывает письмо пополам и кладет в конверт, запечатывает и пишет адрес. Закон­чив, он несколько минут ждет, прислушиваясь к ощущениям, но буря утихла и уже не возро­дится. Убедившись в этом, он берет со стола ко­локольчик.

Не проходит и секунды, как появляется Со­ня. Она, должно быть, все это время ждала за прикрывающей дверной проем занавеской. Коннор думает, что она, возможно, слышала, как он всхлипывал, но Соня ничего об этом не говорит. Она берет письмо, взвешивает его на руке и одобрительно смотрит на Коннора, под­няв брови.