— Ладно, не дури! Понимаешь, для Сашки-то нет «единицы». Мы решили — все суточные в общий котел… и Сашку включить…

Джек пожал плечами.

— Мне-то он зачем нужен? Не в деньгах вопрос, это наплевать, но роли мне и самому нравятся. И кто это — «мы решили»?

Алёна выдернула руку, остановилась. Джек остановился тоже. Она пыталась унять возмущение, найти слова, чтоб объяснить, как необходимо сейчас Сашке работать, почувствовать себя нужным и близким, но не успела.

— А ты? — насмешливо бросил Джек. — Подкуплена комплиментарным отзывом? Удивляюсь тебе…

Алёна ахнула и, ещё не успев подумать, ударила Джека по лицу. Он выронил чемоданчик, двумя руками схватил её за руку повыше локтя и сжал так, что она чуть не вскрикнула.

— Подлец! — выдохнула она в его взбешенное лицо и пригрозила: — Пусти — закричу!

— Эй, ребята! — позвал Олег. — Что там у вас? Не отставайте — тут чёрт ногу сломит!

Джек медленно разжал руки:

— Ты ещё за это ответишь…

На фоне светлого пятна, бежавшего впереди по дороге, осторожно двигались чёрные фигуры. Пыль, словно дым, курилась из-под ног. Алёна кинулась догонять.

«Ну подлец! И что это за денёк сегодня выдался? А как же теперь с Сашкой?»

— Ты что отстала? — спросил её Олег и взял за руку. — Что-нибудь случилось?

— Потом.

Алёнка шла за руку с Олегом, но внимание её все время рассеивалось. Она то прислушивалась к общему разговору, то к неровным шагам Джека. Он брёл позади, спотыкался на избитой дороге. Становилось жаль его какой-то брезгливой жалостью: «Он подлец, а я? Нечего сказать: метод „воздействия“». И опять не давала покоя мысль о Сашке.

— …А папа говорит, что мерзавцы друг друга держатся, а мы против них пытаемся в одиночку, — выпалила Люба.

— Потому и надо организованно действовать, всем вместе, — сказал Радий.

— Сегодняшний случай — наглядное тому подтверждение. Давать отпор и тем воспитывать — «мыть, тереть и чистить», как сказал Ленин.

«Это Чалых, его голос», — подумала Алёна.

— Восточная пословица гласит, — мягко вступил Арсений Михайлович, — «кто рассчитывает на год вперёд — сеет рис, кто рассчитывает на десять — закладывает сад, а кто рассчитывает на сто лет, тот воспитывает людей».

— Мудрая пословица! — воскликнула Глаша.

— А не впадаем ли мы в идеализм: как же без экономической базы? — вдруг изрек Женька.

— Народная мудрость, как правило, не страдает идеализмом, — с улыбкой ответил Чалых. — Нельзя понимать буквально: мол, необходимо заботиться только о рисе, о хлебе, о садах, о тяжелой и легкой промышленности. Но всё это делается человеком, и не только руками, а и головой, и сердцем. Когда труд станет потребностью для всех, хлеб, сады, машины и все остальное будет даваться людям без авралов, без понукания. И без очковтирательства.

— Ох-ох-ох… — усмехаясь, протянул Радий. — Беда, что некоторым проще жить с авралами и дутыми сводками, чем обременять себя заботами о благоустройстве быта, о культурных запросах людей. А все-таки сегодняшняя маленькая победа меня радует и обнадеживает.

— Казенный оптимизм, — резко выделился высокий голос Тани. — Ты, Радий, раздавил сегодня клопа в клоповнике и празднуешь победу. Что это меняет?

— Очень плохо, если ты не понимаешь, — ответил Радий. — Вернее, не хочешь понимать.

— А ты не хочешь спокойно, разумно смотреть на вещи, — поддержала Таню Лиза, жена Радия.

— На кого будешь опираться? — начала опять Таня. — У многих старожилов, хоть они и в колхозе, а психология единоличников. Сами обеспечены: и огороды, и коровы, и свиньи, и гуси, и курочки — полное натуральное хозяйство. А новосёлы, кто умеет работать, не очень-то и задерживаются. Остаются бездельники да пьяницы. Вот Лиза рассказывала, что в школе слабый педагогический коллектив, директор больше увлечён личным хозяйством, многие учителя живут в таких условиях, что мечтают поскорее отсюда уехать. И ничто никому не интересно. Затеяли со школьниками озеленение, а потом выяснилось, что ни по какой статье не выделишь денег на саженцы. Вот и делай как хочешь.

— Да, да! — охотно подтвердила Люба. — Мама с завучем ездили в Деево, в питомник, там обещали выделить саженцы в шефском плане.

— Ремонтные работы начали сразу на трех дорогах, — опять раздражённо заговорила Таня. — На одной не хватает грейдеров, на другой — автомашин, на третьей — гравия. Люди разбегаются, ремонт — ни с места. А Голов краснобайствует, что три дороги в районе строятся.

Люба то и дело вставляла: «А мама говорила…», «А папа рассказывал…», факты называла неприглядные.

Обстановочка вырисовывалась такая, что оптимизм Радия опять стал казаться Алёне если не «казенным», то наивным.

— Ох, не позавидуешь Радию, — буркнул Олег, словно подслушав Алёнины мысли.

Алёна вздохнула. «Почему молчит Чалых? Шагает себе, с Сашкой беседует, будто его и не касается». Спотыкающиеся шаги Джека словно ударяли в спину, мешали ей.

— Ну что ж! — с иронией вдруг сказал Радий. — Если люди, умеющие работать, бегут — держать не станем. Будем опираться на тех, кто остался. Кстати, они себя неплохо показали сегодня. А потенциальный дезертир для меня — не опора.

— Опять демагогия, — устало отмахнулась Таня.

А Лиза примирительно протянула:

— Ты что, Светлов, не способен трезво, спокойно оценить обстановку?

«Мужа — и назвала по фамилии?» — удивилась Алёна.

— Семейный конфликт назревает? — тихо спросил Олег.

— Не «трезво-спокойно» надо оценивать обстановку, а страстно! — раздался вдруг голос Огнева. — Со страстной уверенностью, со страстным желанием, со страстной любовью, со страстной ненавистью. Откуда, черт подери, эта рассудочность, расчетливость, холод?

— От эгоизма, эгоцентризма! — неожиданно крикнула Алёна. — От мелкого практицизма.

И закричали хором: кто-то что-то возражал; кажется, Лиза защищала спокойствие и трезвость; кто-то утверждал, что мы действительно стали эгоистичны, расчетливы и равнодушны.

— «Без человеческих эмоций никогда не было, нет и быть не может человеческого искания истины», — опять вступил Саша. — Это Ленин сказал. «Трезво, разумно, спокойно»! Что будет с нами в старости? Ползучее существование, не выше чем на метр от земли, по которой топаешь и пылишь?

— Вот вам бы с вашими страстями и остаться в этом чудном районе, — с недобрым смешком, будто иголку, воткнула Таня.

Разговоры смолкли.

Олег стиснул руку Алёны, оба замерли, ожидая, что сейчас выдаст бешеный Сашка.

— А вот это уж настоящая демагогия! И притом самая дешёвая! — воскликнул Радий. — Докатилась, Татьяна. Точнехонько на позиции Голова перебазировалась. Мы — богатейший район — бедненькие, на иждивение просимся, нуждаемся в помощи, в спасителях. Пусть край нам жильё строит, дороги чинит, пусть шефы с заводов технику ремонтируют, тогда уж мы как-нибудь будем давать зерно… Нет, уж ты меня послушай, — резко оборвал он огрызнувшуюся Таню. — Будущий артист, выходит, должен сорваться с учебы и тащить за уши беспомощных комсомольцев — техника Татьяну Жебрик, агронома Радия Светлова и прочих? Да через два года он кончит институт!

— Извини, перебью тебя, Радий Петрович, — заговорил Чалых. — Александр как раз мне очень интересный план излагал: Краевой молодёжный передвижной театр. Не летние гастролёры, а свой театр, действующий круглый год. По чести-то, зимой нам артисты куда острее нужны. Радий Петрович, мы в этом театре кровно заинтересованы. Надо пробивать. Давай для начала в крайком комсомола!