моя первая картина будет показана там!
– Я горжусь вами, – добавил Дор. – Прекрасная работа.
– Джентльмены, мы получили хит, – объявил Эдди Манникс.
– Да, и это требует большой рекламной кампании, – согласился Говард Стриклинг, глава рекламного отдела.
– В таком случае начнем, – улыбнулся Дор.
Лифт был на верхнем этаже. Отныне все пойдет как надо!
Глава 23
Как-то на торжественном ужине меня посадили рядом с Граучо Марксом.
– Я Сидни Шелдон, – кивнув, представился я.
Он ответил негодующим взглядом, буркнул «нет» и принялся за креветочный коктейль.
– Что значит «нет»? – удивился я.
– Вы самозванец. Я знаю Сидни Шелдона. Он выше, красивее вас и к тому же классный жонглер. А вы можете жонглировать?
– Нет.
– Вот видите.
– Мистер Маркс…
– И не называйте меня «мистер Маркс»!
– А как вы хотите, чтобы вас называли?
– Салли. Я читал кое-что из ваших вещей.
– Вот как?
– Да. Постыдились бы! – Он снова окинул меня взглядом. – Вы слишком тощий. Кем бы ни были, вы с женой просто обязаны прийти ко мне на ужин завтра. Восемь часов. И не опаздывайте!
Я познакомил Джоджи с Граучо, и они сразу понравились друг другу. Таким было начало нашей дружбы.
На приемах, устраиваемых Марксом, гости неизменно цитировали остроты хозяина:
«Я нахожу, что телевидение способствует образованию. Каждый раз, когда кто-то включает телевизор, я иду в другую комнату и начинаю читать книгу».
«Брак – прекрасный институт, но кто захочет жить в институте?»
Как-то он пришел к доктору. Красивая молодая медсестра сказала ему:
– Доктор примет вас сейчас. Следуйте за мной.
Граучо посмотрел на ее покачивающиеся бедра и ответил:
– Если я последую за вами, наверняка не попаду к доктору.
Мы часто виделись, и, когда узнали Граучо получше, я осознал, что многие совсем его не понимали. Когда он оскорблял людей, они считали это смешным и гордились, что стали объектами его шуток. Однако им было невдомек, что Граучо вовсе не шутил и действительно говорил, что думает.
У него было тяжелое детство. В семь лет его забрали из школы и с братьями послали на съемочную площадку. Братья Маркс вместе снялись в четырнадцати картинах, а Граучо, кроме того, еще в пяти.
Однажды мы шли по Родео-драйв, и к Граучо подбежал какой-то человек:
– Граучо, вы меня помните?
Маркс с обычным пренебрежительным видом хмыкнул:
– А что вы такого сделали, что я должен вас помнить?
Он вел очень популярное телешоу, продержавшееся на телевидении невероятно долго – одиннадцать лет – и названное «Ставка – жизнь». Каждый выпуск неизменно принимался на ура, причем никто не знал, что скажет ведущий в следующий момент.
Однажды гость программы сказал Граучо, что у него десять детей.
– Почему так много? – спросил тот.
– Я люблю свою жену.
– А я люблю свою сигару, но все же время от времени вынимаю ее изо рта, – нашелся Граучо.
Как-то одноклассница пригласила восьмилетнюю дочь Граучо Мелинду в загородный клуб. Девочки надели купальники и пошли в бассейн. Тут же подбежал управляющий и потребовал, чтобы Мелинда вышла из воды.
– Евреи сюда не допускаются, – добавил он.
Когда Мелинда с плачем прибежала домой, Граучо позвонил управляющему.
– Вы несправедливы, – попенял он. – Моя дочь только наполовину еврейка. Ничего, если она войдет в воду по пояс?
Граучо был женат на Иден Хартфорд, молодой актрисе, и однажды мы с Джоджи должны были с ними ужинать. Но оказалось, что и у Иден, и у Джоджи ранние съемки. Граучо позвонил мне:
– Значит, нас только двое? Как мне одеться?
– Граучо, – урезонил я, – мы идем в приличный ресторан. Не позорь меня.
– Не волнуйся, все будет в порядке.
Когда я заехал за ним и нажал кнопку звонка, дверь сразу распахнулась. На Граучо были юбка, блузка и туфли Иден на высоком каблуке. Я сделал вид, что ничего не замечаю.
– Не выпьешь чего-нибудь? – спросил он. Я кивнул.
Мы отправились в кабинет, где Граучо смешал коктейли. В дверь снова позвонили. К несчастью, он совершенно забыл, что договорился о встрече с каким-то телевизионным начальством. Ему ничего не оставалось, как открыть дверь и пригласить гостей в кабинет. Мы немного поболтали, после чего они ушли.
– Сейчас переоденусь, – проворчал Граучо.
И мы отправились ужинать.
В шоу-бизнесе существовала одна проблема: что говорить другу, если его пьеса или игра вам не понравилась. С годами выработалось несколько решений.
– Ты никогда не играл лучше…
– Вот это пьеса…
– У меня нет слов…
– Твоя фамилия должна красоваться на первых страницах…
– Никогда не видел ничего подобного…
– Все надолго запомнят этот вечер…
«Жена его мечты» должна была выйти на экраны через несколько месяцев, и я решил, что сейчас самое время повезти Джоджи в очередное европейское путешествие.
Джоджи не меньше меня радовалась поездке. Мы долго обсуждали, куда отправимся. Лондон, Париж, Рим…
Но в наши планы ворвался звонок. Это оказался Ладислаус Бус-Фекети, звонивший из Мюнхена. Я ничего не слышал от Лаци с тех пор, как пьесу «Элис сражается» сняли с постановки. За это время Керк Дуглас стал кинозвездой. Я был доволен, что неудача не помешала его карьере.
– Сидни! – воскликнул Лаци все с тем же венгерским акцентом. – Как поживаете? Мы с Марикой скучаем по вас.
– Все хорошо, Лаци. Я тоже скучал.
– Когда будете в Европе?
– Собственно говоря, мы выезжаем на следующей неделе.
– Прекрасно! Вы обязательно должны приехать в Мюнхен и навестить нас. Сумеете?
