которые у вас есть, когда-нибудь кончатся. Я предлагаю партнерство. Я вращаюсь в высоких международных кругах. Я присутствую на великолепных балах, участвую в охотах и на соревнованиях яхт. Я знаю приезды и отъезды богачей.
— Не вижу, какое все это имеет отношение ко мне?
— Я могу ввести вас в этот золотой круг. И сделаю его действительно золотым, Трейси. Я могу давать вам исчерпывающую информацию о сказочных драгоценностях и картинах и как вы сможете безопасно похитить их. Я могу пристроить их наилучшим образом. Вы будете как бы гроссбухом людей, разбогатевших за счет других. Делить будем между собой. Что скажете?
— Я скажу «нет».
Он внимательно посмотрел на нее.
— Вижу. Позвоните мне, если ваше мнение об этом изменится.
— Я не буду менять свое мнение, Гюнтер.
В Лондон Трейси вернулась поздно вечером.
Трейси просто обожала Лондон. Она обедала в ресторанах «А ля Гаврош», «Билл Бентлис» и «У камина», а после театра заходила в кафе поесть настоящих американских гамбургеров или горячего чили. Она ходила в Национальный театр и Королевскую оперу, посещала аукционы Кристи и Сотби. Она делала покупки в «Гарродсе» и «Фортнум и Мейсон», выбирала книги в «Хатчард и Фойлес» и «В.Г.Смит». Она взяла напрокат машину с шофером и провела запомнившийся уикэнд в отеле в Гемпшире, около Нового Леса, где была потрясающая обстановка и великолепное обслуживание.
Но все стоило дорого. Очень дорого.
Когда— нибудь ваши деньги кончатся…
Да, Гюнтер Хартог был прав. Ее денег не надолго хватит, и Трейси решила заняться будущим.
Ее неоднократно приглашали на уикэнды в загородное поместье Гюнтера, и она не уставала восхищаться каждым своим визитом и радовалась компании Гюнтера.
Как— то вечером в воскресенье, за обедом, член Парламента повернулся к Трейси и сказал:
— Никогда не видел настоящего техасца, мисс Уитни, какие они?
Трейси тут же изобразила техасский акцент, да так, что вся компания покатилась со смеху.
Позже, когда Трейси с Гюнтером были одни, он сказал:
— У вас настоящий талант.
— Я не актриса, Гюнтер.
— Вы недооцениваете себя. В Лондоне есть ювелирная фирма — «Паркер и Паркер», — которая находит удовольствие в — как сказали бы вы, американцы, — обдирании своих покупателей. Вы дали мне идею, как заставить их заплатить за их нечестность.
И изложил Трейси идею.
— Нет, — сказала Трейси. Но чем больше она об этом думала, тем более интригующим ей казалось предложение Гюнтера. Она вспомнила, как провела полицию на Лонг-Айленде, как обманула Бориса Мельникова, Петра Негулеску и Джеффа Стивенса. Ужасно захватывающе, но все в прошлом.
— Нет, Гюнтер, — сказала она, но в ее голосе не слышалось прежней уверенности.
Октябрь в Лондоне выдался необыкновенно теплым, и англичане и туристы грелись в лучах осеннего солнца. Сильное уличное движение в полдень наблюдалось на Трафальгар-сквер, Чаринг Кросс и Пиккадили. Белый «даймлер» свернул с Оксфорд-стрит к Нью Бонд-стрит и, проехав квартал, остановился перед ювелирным магазином «Паркер и Паркер». Шофер в ливрее выскочил из лимузина и бросился открывать дверцу пассажиру. Молодая блондинка со стрижкой типа Сессон, сильно накрашенная, в обтягивающем итальянском вязанном платье под собольей шубкой, выпорхнула из машины.
— Эта дорожка в лавочку, а, малыш? — спросила она громко, с резким техасским акцентом.
Шофер указал на вывеску.
— Здесь, мадам.
— Отлично, котик. Подожди. Думаю, долго не задержусь.
— Я объеду квартал, мадам. Мне нельзя ставить здесь машину.
Она хряпнула его по заду.
— Делай, как считаешь нужным, парниша!
Парниша! Шофер аж вздрогнул. Что за наказание, работать на арендной машине. Он ненавидел американцев, особенно техасцев. Все они дикари, но дикари с деньгами. Он бы очень удивился, узнав, что его пассажирка никогда не бывала в Техасе.
Трейси взглянула на свое отражение в витрине, улыбнулась и направилась к двери, услужливо открытой швейцаром.
— Добрый день, мадам.
— Привет, парниша. Вы продаете что-нибудь, кроме этих костюмированных украшений, в своей забегаловке?
И ухмыльнулась собственной шутке. Швейцар побледнел. Трейси прошествовала в магазин, оставив позади себя поверженного атлета.
Артур Чилтон, продавец, направился к Трейси.
— Могу ли чем-нибудь помочь вам, мадам?
— Может быть, можете, может быть, нет. Старина Пи Джи сказал, чтобы я купила себе маленький подарок на день рождения, поэтому я здесь. Ну, что, займемся?
— Чем особенно интересуется мадам?
— Эй, приятель, вы, англичане, шустрые ребята, да-а? — И она громко расхохоталась, хлопнув его по плечу.
Он заставил себя оставаться спокойным.
— Возможно, чего-нибудь из изумрудов. Старина Пи Джи любит покупать мне изумруды.
— Пожалуйста, сюда.
Чилтон повел ее к витрине, где лежали украшения с изумрудами. Раскрашенная блондинка пренебрежительно взглянула на них.
— Да здесь только детки. А где папы и мамы?
Чилтон натянуто кивнул.
— Такие кольца стоят по тридцать тысяч долларов. — Да я столько даю своему парикмахеру на чай, — хохотнула женщина. — Старина Пи Джи просто оскорбится, если я вернусь домой с одним из таких мелких камушков. Чилтон ясно представил старого Пи Джи. Толстый и пузатый, такой же громкий и противный, как и его баба. Они стоят друг друга.
И почему только деньги всегда льнут к тем, кто их не заслужил, удивлялся он.
— Кольцо какой цены интересует мадам?
— Почему бы нам не начать со ста штук?
Он выглядел недоуменным.
— Со ста штук?
— Эй, я думала, ты хорошо знаешь великий английский язык. Сто штук баксов. Он судорожно сглотнул.
— В таком случае, будет лучше, если вы поговорите с директором.
Директор, Грегори Хэлстон, настаивал на личной продаже особенно дорогих предметов, поэтому сотрудники фирмы «Паркер и Паркер» не получали комиссионных и им было все равно. Поэтому эту неприятную клиентку Чилтон и передал Хэлстону для дальнейшего ведения дел. Чилтон нажал кнопку под прилавком, и через минуту из глубины магазина появился тоненький как тростинка мужчина. Он взглянул на вызывающе одетую блондинку и взмолился, чтобы никто из его постоянных клиентов не появился, пока эта дама не уйдет отсюда.
Чилтон произнес:
— Мистер Хэлстон, это миссис… — И он повернулся к даме.
— Бинеке, котик. Мэри Лу Бинеке, жемчужина! Старина Пи Джи Бинеке. Уж, наверное, слыхали о Пи