трудно благодарить гонца, принесшего дурные вести. Но, поверьте, мы все равно вам чрезвычайно признательны.
– Ничего, – ответил Дэйн.
– Для вас зарезервирован отличный номер в гостинице «Париж», это как раз напротив через площадь. Гостиница, правда, не очень хорошая, но это лучшее, что есть в Дохе.
– Вы очень добры, – сказал Дэйн.
– Мы уже заказали вам билет на самолет, утренний рейс Катар – Амман. Там вы сможете пересесть на самолет в Европу.
– Прекрасно! – сказал Дэйн и уселся в камышовое кресло.
Лахт спросил:
– Вы не желаете немного освежиться с дороги, мистер Дэйн, принять душ?
– Спешить некуда. Я, пожалуй, немного задержусь.
– Задержитесь? Это зачем?
– Мне хотелось бы дождаться, пока не передадут ваше распоряжение об отмене восстания.
Рауди вздохнул.
– Наш радист как раз сейчас обедает.
– Ничего, я подожду.
– Его не будет еще целый час, а то и два!
– Да я не спешу! А вот вы, кажется, должны бы поторопиться.
– Мистер Дэйн, вы что-то хотите нам сказать? – спросил Рауди.
– Возможно. И я думаю, что у вас тоже есть, что сказать мне.
– Что бы это все значило?
Дэйн выпрямился в кресле.
– Послушайте, давайте перестанем водить друг друга за нос! Вы ведь не собираетесь передавать приказ об отмене восстания!
Какое-то мгновение они молча сверлили его взглядами. Рауди хотел было сказать что-то неопределенное, но не решился. Бикр старался сохранить личину гордого достоинства. Лахт улыбнулся и сказал:
– Вы правы, мы не собираемся передавать такой приказ.
– Почему?
– Чтобы это понять, нужно немного разбираться в сегодняшней политике, мистер Дэйн.
– Я уж постараюсь как-нибудь разобраться.
– Хорошо. Во-первых, нужно учитывать такой факт: Ракка полностью созрела и готова к революции. Это необратимый исторический процесс. И мы, руководители революционного движения, на самом-то деле не в состоянии полностью его контролировать. Мы только предугадываем его развитие и следуем велениям времени. Если бы мы так не делали, наше место занимали бы другие люди.
Но все, кто находится в этой комнате, в то же время прекрасно понимают, что в настоящий момент революция победить не может. И ничего не изменится еще много месяцев, а то и лет. Но люди этого не понимают и не захотят понять. Они готовы бороться, готовы сражаться за свою независимость, хоть и не осознают тех сил, что ими движут. И они не смогут победить. А потому нам остается только сохранить свою позицию при неминуемом разгроме революционных сил.
Мы не можем выступить против революции! Она произойдет в Ракке так или иначе, и если мы ее не поддержим, то другие, менее искушенные люди займут наше место. И вполне естественно, что новые лидеры революционного движения обвинят в провале восстания нас! Таким образом, мы ничего не достигнем, если попытаемся предотвратить неизбежное.
В то же время, мы не можем выступать и за революцию, зная, что восстание обречено на провал! В таком случае провал тоже будет стоить нам положения в Комитете.
Следовательно, нам приходится с энтузиазмом готовить революцию и в то же время подготавливать все так, чтобы наша репутация осталась безупречной, когда революция будет подавлена.
– Да, для вас было бы лучше всего, если бы получилось именно так, – признал Дэйн.
Лахт продолжил:
– Не понимаю, что может нам помешать? Признаться честно, мы никак не рассчитывали, что вы успеете вовремя с этим посланием из Ракки. Таким образом вся вина – неумышленная, конечно же – за то, что революция все же началась, пала бы на вас, – Лахт печально покачал головой. – Это было бы наилучшим выходом для всех вокруг, не правда ли, мистер Дэйн?
– Может, вам это и кажется наилучшим выходом, – сказал Дэйн. – Если принять во внимание ваше своеобразное отношение к делу. И, может, я и согласился бы с тем, чтобы меня считали неудачником, провалившим все дело, – если бы я его действительно провалил. Но мне не по вкусу, что вы изо всех сил старались мне помешать, всю дорогу вставляли мне палки в колеса!
– С чего это вы взяли? – поинтересовался Лахт.
– На моих глазах за эти дни произошло несколько совершенно невероятных событий. Во-первых, мое прикрытие. Все было сделано в лучшем виде и должно было сработать. Вполне надежное прикрытие, его ни за что бы не рассекретили, разве что случилось бы что-то непредвиденное. Ничего непредвиденного не случилось, во всяком случае по моим сведениям. Однако за какие-то два дня иракская полиция вышла на мой след.
Следующее – подставной посланец, якобы из клана Омани, с кольцом Рауди. Эта выходка вполне в вашем стиле, но она не сработала, потому что Бен Алима немного разбирается в лошадях.
Потом мы пересекли границу Саудовской Аравии, и саудовцы, ваши друзья и союзники, ни с того ни с сего начали нас преследовать. Почему бы это, интересно? Разве что их попросил об этом кто-то из вас!
Как ни досадно, пришлось признать, что среди нас завелся предатель. Судя по характеру просочившейся к противнику информации, это мог быть только кто-то из Комитета. Кто? Ведь вы работаете вместе уже двадцать лет и прекрасно друг друга знаете. Исходя из этого, я предположил, что вы все в этом замешаны. Однако я понял, что есть еще кто-то четвертый – человек, который выполняет для вас всю подготовительную работу.
Утечка информации – дело рук того, кто вместе со мной участвовал во всех передрягах, который знал все ежедневные и ежечасные перемены в обстановке и наших планах. У Майида не было доступа ко всей секретной информации. Бен Алима доказал делом свою невиновность – не убив меня по приказу Комитета. Кроме того, не такой он человек, чтобы предать своих товарищей ради какой-то неопределенной политической выгоды. Слишком прямодушен. Так что остается Джабир – человек Комитета, который блюдет его интересы.
– Здорово он меня вычислил! – сказал Джабир. – Саид Лахт, теперь ведь уже все равно, знает он или нет?
– Да, теперь это не имеет значения.
– Тогда... Да, я в самом деле предал вас, Дэйн. Обратите внимание, Комитет не давал мне указаний убить вас. Если, конечно, без этого можно будет обойтись. Убивать вас в сложившейся ситуации – бессмысленно и глупо с точки зрения политика. Комитету нужно было только, чтобы вы задержались в пути, пока не начнется революция. Мне было разрешено делать все, что я сочту нужным, чтобы вас задержать. Самым разумным было попросту позвонить иракскому коменданту, полковнику Зейду.
– Анонимный звонок? – спросил Дэйн.
– Вообще-то нет. Я представился бродячим торговцем Сулейманом, который известен как человек не очень благонадежный и время от времени поставляет иракцам кое-какую информацию. Эта личина придавала определенный вес моим словам и отводила всякие подозрения от Комитета.
– А потом вы превратились в Джабира? – спросил Дэйн.
– Да. Эта роль, по-моему, прекрасно мне удалась!
– А кем вы станете завтра?
– Кем-нибудь еще... – беззаботно ответил Джабир. – Это зависит от особенностей ситуации и нужд Комитета. Но вернемся к Ракке. Если бы полковник Зейд не опростоволосился, мне не пришлось бы больше ничего придумывать. Но раз уж так вышло, я попробовал прислать посланца-харби с копией кольца Рауди. Но этот безмозглый кретин харби не придумал ничего лучшего, как приехать на своей лучшей шавафской