— Да.

— И сколько их у тебя?

— Сейчас пять. И ты зря тянешь время. Иди. Тебе там ничто не грозит. Обещаю.

Ага, как же.

Но она все же переступила через позолоченный край рамы. И шагнула во тьму.

Бет глубоко вздохнула и нерешительно коснулась ладонями каменных стен. Воздух не показался ей затхлым, нигде не было мерзкого влажного налёта; здесь просто стояла сплошная темень. Придерживаясь стены, она начала медленно спускаться по ступеням. Висевшие по бокам лампы больше напоминали светлячков и горели скорее для самих себя, нежели освещали дорогу идущему по лестнице.

Спустя пару мгновений она оказалась внизу. Справа находилась открытая дверь, и из дверного проема лился теплый свет свечей.

Комната выглядела точно также как коридор: черные стены, тусклый свет, и всюду чистота. Мерцающие в подсвечниках свечи производили успокаивающий эффект. Бет положила сумочку на кофейный столик, размышляя о том, здесь ли ночует Роф.

Видит Бог, кровать достаточно велика для него.

А эти черные атласные простыни?

«В этом его логове побывало немало женщин», решила она. И не нужно быть гением, чтобы догадаться, что происходит за закрытыми дверями.

Щелкнул, закрывшись, замок, и у Бет ёкнуло сердце.

— Касательно моего отца… — бодро начала она.

Роф прошел мимо нее, на ходу снимая куртку. Под ней была майка, и Бет не могла не заметить впечатляющей силы его рук: бицепсы и трицепсы задвигались в такт его движениям, когда он отбросил куртку в сторону. Пока он стаскивал с плеч пустую кобуру, мельком показались татуировки, бегущие вниз по внутренним сторонам его предплечий.

Роф зашел в ванную, следом послышался плеск воды. Затем он снова переступил порог комнаты, вытирая лицо полотенцем. Но прежде чем поднять на нее взгляд, вернул очки на место.

— Твой отец, Дариус, был достойным мужчиной, — Роф небрежно швырнул полотенце в сторону ванной комнаты и подошел к дивану. Сев на край, он оперся локтями о колени. — На родине, до того, как стать воином, твой отец был аристократом. Он… он был моим другом. Моим братом в том деле, что я выполняю.

Брат. Опять он использует это слово.

Они из мафии. Как пить дать.

Роф слегка улыбнулся, будто вспоминая о чем-то приятном.

— Ди был талантлив во всем. Он быстро бегал, был умен как черт и ловко обращался с ножами. Получил хорошее образование. И был настоящим джентльменом. Говорил на восьми языках. Изучал всё, от мировых религий до истории живописи и философии. Он мог часами говорить о фондовом рынке Уолл- стрит[81], а затем с такой же легкостью начать объяснять, почему потолок Сикстинской Капеллы на самом деле произведение в стиле маньеризма[82], и не относится к эпохе Ренессанса.

Роф откинулся назад, вытянул тяжелую руку вдоль спинки дивана и развел колени.

Он выглядел чертовски расслабленным, откидывая назад свои длинные черные волосы.

Чертовски сексуальным.

— Дариус никогда не терял самообладания, как бы скверно все ни повернулось. Если уж он брал дело в свои руки, то не бросал, пока не закончит. Он умер, сохранив полное уважение своих братьев.

Роф, казалось, и в самом деле скучал по ее отцу. Или некоему мужчине, которого использовал с целью…

«Что за лапшу он здесь ей вешает?» — размышляла Бет. Чего он добьется этой чушью?

Она ведь уже в его спальне, разве нет?

— И Фритц говорил мне, что он очень сильно тебя любил.

Бет поджала губы. — Даже если допустить, что я куплюсь на это, все равно не могу не поинтересоваться: если мой отец так беспокоился обо мне, почему же он не потрудился со мной познакомиться?

— Это сложно.

— Да уж, действительно трудно подойти к своей дочери, протянуть руку и представиться. Охренеть, как тяжело, — Бет пересекла комнату, но обнаружив, что стоит у кровати, поспешно отошла подальше. — И что за дела с военной терминологией? Он тоже состоял в вашей шайке?

— Шайке? Мы вовсе не банда, Бет.

— Значит, вы не просто киллеры, а к тому же еще и наркодилеры? Хммм… Если вдуматься, разносторонний подход, вероятно, неплохая деловая стратегия. А вам ведь требуется уйма наличных, чтобы содержать домик вроде этого. Да еще набить его под завязку предметами искусства, которым самое место в «Метрополитен»[83].

— Дариус унаследовал деньги и очень хорошо умел распоряжаться ими, — Роф откинул назад голову, как будто рассматривая дом. — Теперь все это принадлежит тебе, как его дочери.

Бет прищурилась. — О, в самом деле.

Он кивнул.

«Какой бред», подумала она.

— Так где же завещание? Где юрист, подготовивший бумаги на подпись? Постой, дай-ка я угадаю, вопрос о действительности завещания находится на рассмотрении суда. Вот уже тридцать лет, — она потерла свои уставшие глаза. — Знаешь, Роф, тебе вовсе не обязательно лгать, чтобы затащить меня в постель. Как бы я не стыдилась самой себя, единственное, что тебе нужно сделать — это предложить.

Бет сделала глубокий, разочарованный вздох. До этого момента она не осознавала, что где-то глубоко внутри нее жила вера в то, что она получит хоть какие-то ответы. Наконец-то.

Но, как известно, отчаяние заставит кого угодно цепляться за самые призрачные возможности.

— Слушай, я ухожу. Это было просто…

Не успела она моргнуть, как Роф оказался перед ней. — Я не могу отпустить тебя.

Сердце сжалось от страха, но Бет не подала вида. — Ты не можешь заставить меня остаться.

Его руки легли ей на лицо. Она вздрогнула, но он не отпустил, обведя контур ее щеки подушечкой большого пальца. Всякий раз, оказываясь слишком близко, он словно завораживал ее, и это происходило снова. Ее тело так и льнуло к нему.

— Я не лгу, — сказал он. — Твой отец послал меня к тебе, потому что вскоре тебе понадобится моя помощь. Поверь мне.

Она отшатнулась. — Я не хочу слышать это слово из твоих уст.

Посмотрите на него, преступника, едва не убившего копа прямо у нее на глазах. Неужели он еще ожидает, что она поверит в эти россказни, которые, как она знала, не имели ничего общего с действительностью.

Лаская при этом ее лицо, как любовник.

Должно быть, он считает ее идиоткой.

— Слушай, я видела свои документы, — ее голос не дрогнул. — В моем свидетельстве о рождении отец значится неизвестным, но в деле есть записка. Мать сказала медсестре в родильной палате, что он скончался. Она не смогла назвать его имени, потому что впоследствии у нее начался шок от потери крови, и она умерла.

— Мне жаль, но все было не так.

— Тебе жаль. Да, могу себе представить.

— Я с тобой не играю…