— Мы просто другой биологический вид.

— Кровопийцы. Убийцы.

— Скорее преследуемое меньшинство. Поэтому твой отец и надеялся, что тебе не придется проходить изменение.

— Изменение?

Он мрачно кивнул.

— О Боже, — она зажала рот рукой, будто опасаясь того, что ее вырвет. — Не говори мне, что я стану…

Хлынувшую от нее ударную взрывную волну паники Роф ощутил, как прохладный ветер, пролетевший по комнате. Он не мог выносить ее страдание и хотел хоть как-то успокоить Бет. Однако сострадание никогда не входило в число его сильных сторон.

Вот если бы он мог с чем-то сразиться ради нее.

Да, но в данный момент нет ничего подходящего. Ничего. Правда — это не та цель, которую он может уничтожить. И она не являлась врагом, несмотря на то, что причиняла боль. Она просто… была, и всё.

Роф встал и приблизился к постели. Когда она не отпрянула, он присел. Слезы, катившиеся по ее щекам, пахли, как весенний дождь.

— Что со мной произойдет? — пробормотала она.

Отчаяние в ее голосе подсказывало, что она обращается к Богу, а не к нему. Но он все равно ответил.

— Время твоего изменения быстро приближается. Оно настигает всех нас где-то в двадцать пять. Я научу тебя, как позаботиться о себе. Покажу тебе, что делать.

— Боже милосердный…

— После того, как ты пройдешь это, тебе нужно будет пить.

Она задохнулась и подскочила. — Я не собираюсь никого убивать!

— Всё не так. Тебе нужна кровь мужчины-вампира. И только.

— И только, — повторила она безжизненным голосом.

— Мы не охотимся на людей. Это все глупые выдумки.

— Ты никогда не нападал на… человека?

— Для того, чтобы питаться, нет, — уклончиво ответил он. — Некоторые вампиры делают это, но сила быстро иссякает. Чтобы нормально жить, мы кормимся от нашей собственной расы.

— В твоих устах все это звучит таким нормальным.

— Так оно и есть.

Она замолчала. А потом, как будто до нее только начало доходить, — Ты позволишь мне…

— Ты будешь пить мою кровь. Когда придет время.

Она издала сдавленный стон, будто хотела крикнуть, но горло сдавило.

— Бет, я знаю, это тяжело…

— Ты не знаешь.

— …потому что мне тоже пришлось пройти через это.

Она посмотрела на него. — Тебе тоже свалилось на голову известие, что ты вампир?

Это было не обвинение. Скорее она надеялась найти с кем-то нечто общее. С кем угодно.

— Я знал, кем были мои родители, — сказал он, — но они оказались мертвы к тому времени, когда подошло мое превращение. Я остался в одиночестве. Не знал, чего ожидать. Так что мне знакомо смятение.

Бет откинулась на подушки. — Моя мать была такой же?

— Она была человеком, исходя из того, что рассказывал мне Дариус. Известно, что вампиры и люди могут зачать общих детей, хотя младенцы редко выживают.

— Я могу остановить изменение? Могу ему помешать?

Он покачал головой.

— Это больно?

— Ты будешь ощущать…

— Речь не обо мне. Я причиню тебе боль?

Роф скрыл свое удивление. Никто о нем не беспокоился. Вампиры и люди одинаково страшились его, вампирская раса почитала его, но никто никогда за него не волновался. Он не знал, как справиться с таким отношением.

— Нет. Это не причинит мне боли.

— Я могу убить тебя?

— Я тебе не дам.

— Обещаешь? — быстро произнесла она, приподнявшись и сжав его предплечье.

Он не мог поверить, что дает клятву защищать себя. По ее просьбе.

— Я обещаю тебе, — он протянул руку, чтобы накрыть ее своей, но остановился, так и не коснувшись.

— Когда это произойдет?

— Я не могу сказать наверняка. Но скоро.

Бет легла обратно, устраиваясь на подушках. Потом свернулась клубочком на боку подальше от него.

— Может быть, я все же проснусь, — пробормотала она. — Может, я скоро проснусь.

Батч залпом осушил первый бокал скотча. Большая ошибка. Горло так нещадно саднило, что казалось, будто он только что поцеловал взасос паяльную лампу. Едва откашлявшись, он сделал у Эбби повторный заказ.

— Мы найдем ее, — сказал Хосе, поставив пиво на стойку.

Второй детектив выбрал градус поменьше, но ведь Хосе предстояло вернуться домой, к семье. Батч же, со своей стороны, был волен портить свой моральный облик, сколько пожелает.

Хосе, играя, возил кружку по барной стойке. — Тебе не стоит винить себя, детектив.

Батч рассмеялся и опрокинул в себя скотч номер два.

— Да уж, в моей машине с подозреваемым находилась уйма народа, — он поднял палец, привлекая внимание Эбби. — Повтори.

— Уже иду, — она прошествовала прямо к нему с бутылкой односолодового в руках и, улыбаясь, вновь плеснула в бокал.

Хосе раздраженно поменял положение за стойкой, будто не одобряя скорость, с которой пустел стакан Батча, и усилия, которые де ла Круз прилагал, стараясь удержать рот на замке, заставляли его ерзать.

Едва Эбби отошла к другому клиенту, Батч бросил взгляд на Хосе.

— Я сегодня собираюсь нажраться до зеленых чертей. Тебе не обязательно торчать поблизости.

Хосе закинул в рот горстку арахиса. — Я не оставляю тебя здесь.

— Я возьму такси до дома.

— Нет уж. Я пооколачиваюсь тут, пока ты не вырубишься. Потом притащу тебя обратно в квартиру. Часок полюбуюсь на то, как ты блюёшь. Заброшу тебя в кровать. И заправлю кофеварку перед уходом. Аспирин будет лежать рядом с сахарницей.

— У меня нет сахарницы.

— Значит рядом с пакетом сахара.

Батч улыбнулся. — Из тебя выйдет потрясная жена, Хосе.

— Именно это мне моя и говорит.

Они не нарушали молчания, пока Эбби не налила номер четыре.