она меня ведет.

– Хочешь, раздербаним мини-бар? – Майя нервничала, но старалась, чтобы голос звучал спокойно и, не дождавшись моего ответа, стала смешивать для нас какой-то коктейль. Она небрежно бросила свою сумку на стул, стоявший рядом с холодильником с блестящей поверхностью. На пол выпали золотая кредитная карточка «Голден Экспресс», билет на «конкорд» и розовая пластинка с противозачаточными таблетками. Майя передала мне ром с кока-колой и увидела, как я таращусь на содержимое ее рюкзака.

– Я начала принимать их, когда мы познакомились.

– О, как романтично! – Она меня не убедила.

– Тогда мне действительно так казалось. – Майя положила в рот три таблетки и запила их двумя большими глотками коктейля. – Постоянно забываю их принимать. Как ты думаешь, у меня усы вырастут?

Она рыгнула. Я засмеялся. Но мне не очень верилось, что она стала принимать их только из-за меня. Если я был единственным ее любовником, то почему она продолжала пить таблетки, когда сбежала из дома, и после того, как ее поймали и отправили в Швейцарию?

Потом она подошла ко мне с очередной порцией бурбона и колы, села со мной рядом на кровать, взяла меня за руки и положила их себе на колени. Мы с Майей остались вдвоем в шикарном гостиничном номере с мини-баром и огромной кроватью – что еще нужно для счастья. Казалось бы, наступил тот самый момент, когда я мог воплотить в жизнь свои самые разнузданные мечты. Но я мог думать только об одном: сколько швейцарских членов трогали ее пальцы, пока меня не было рядом?

– О чем ты думаешь? – спросила она меня.

– О том, какое это счастье – видеть тебя. – Естественно. Что еще я мог сказать?

– Да ладно тебе. Все это так странно. И мы оба это знаем. – Майя встала, взяла из бара еще две мини- бутылочки с виски, вылила их содержимое в наши стаканы, в которых таял лед, и опять уселась на кровать.

– Мне казалось, что если я скажу это, то на самом деле почувствую.

– Поэтому ты всегда говоришь людям только то, что им хочется услышать? – Майя подняла с пола свой билет на самолет и нахмурилась.

Усталость от многочасового перелета и разочарование сделали маленькие морщинки на ее лице более заметными. Особенно когда она смеялась. Когда она постареет, эти складочки превратятся в гусиные лапки. Вообще-то она уже чуть-чуть постарела.

– Возможно, если бы я был богаче, то мог бы позволить себе говорить людям правду. – Мне вовсе не хотелось ее злить. Это вышло случайно.

– Знаешь, когда ты вырастешь и разбогатеешь, то поймешь, что деньги не имеют никакого отношения к честности.

– С чего ты взяла, что я когда-нибудь разбогатею?

– Дедушка так думает.

– Ерунда какая.

– Но тебе приятно это слышать, правда? – Я ничего не ответил. Тогда она порылась в своей сумке, вытащила оттуда сигарету и добавила: – Он считает, что ты на него похож. – Потом закурила, выпустила колечко дыма и проткнула его пальцем. Этот жест раньше казался мне прелестным. – Дедушка говорит, что у тебя есть все, что для этого нужно. Так что у тебя будут самые дорогие игрушки, не беспокойся.

– И как это понимать? – Мне вовсе не хотелось накуриваться до бессознательного состояния, но тем не менее я взял у нее самокрутку.

– Ты не веришь в то, что можешь быть счастливым.

После того как мы выпили все, что можно было смешать с колой, я открыл бутылку джина. Мама часто говорила, что от джина люди начинают беситься со злости. Но я был слишком пьян, чтобы помнить об этом. А Майя так напилась, что когда решила покрасить губы, то забыла снять с помады колпачок. Я пытался заполнить нелепую паузу, но это выходило у меня очень неуклюже. Я начал лепетать что-то о забитом голе (естественно, не упоминая о том, что мяч срикошетил от моей спины). В общем, рассказывал об этом так, словно в истории чемпионата мира не было более ослепительного мига. Но она перебила меня:

– Ты по мне скучал?

– Да я из-за тебя жопу рвал!

– Из-за меня?

– Твой дед сказал, что, если я стану одним из лучших учеников, он отвезет меня в Швейцарию.

– И тебе это удалось?

– А тебя это так удивляет?

– Все считают тебя амбициозным.

– И что из этого? – Мы начали обмениваться колкостями.

– Это не мои слова. Люди так говорят.

– Что именно?

– Что ты сумел правильно использовать время, чтобы втереться в доверие ко всем нужным людям. Все тебя любят: я, дедушка, Брюс… Мама считает, что вы это все спланировали еще до того, как приехали в Флейвалль.

– Чушь собачья.

– Хорошо, если так.

Майя сказала это серьезным тоном. Но когда она посмотрела мне в глаза, то запрокинула голову назад и захохотала. В руке у нее была банка лимонада, и в этот момент она была страшно похожа на свою родительницу.

Голова у меня кружилась от выпитого алкоголя, чувства вины и стыда, и я отпрянул от нее, словно ребенок, который испортил чужую вещь – дорогую и ценную, с которой, как ему было прекрасно известно, не разрешалось играть.

– Я лучше пойду домой.

– Хочешь, покажу тебе свою татуировку? – Я уже стоял у двери и вряд ли остановился бы, чтобы посмотреть на нее, если бы Майя не добавила: – Я сама ее сделала.

Покачиваясь, она встала на ноги и закатала рукав. На тыльной стороне ее бледной левой руки, на которой виднелись прожилки голубых вен, было несколько отвратительных надрезов. Это было мое имя.

– Я сделала это бритвой и углем. – Совсем как яномамо. – Извини, что не дописала второе «н». Я упала в обморок. Вот так-то. Fin. – Она произнесла последнее слово на французский манер, как будто хотела сказать «конец». – Так что, как видишь, я думала о тебе, когда хотела… – Мне много раз представлялось, что она безжалостно бросает меня, но такой способ даже не приходил мне в голову.

Вдруг у меня возникло такое чувство, будто я опять выпрыгиваю из окна общежития. Пол стремительно помчался мне навстречу. Теперь я знал, что мы оба сломаны, что мы оба падаем вниз, и мне не нужен был никто, кроме нее.

Мы были пьяны, но я отчетливо помню, что мы решительно помогли друг другу раздеться и упали на кровать. Это было похоже на чудо, потому что мы оба были живы. И обнажены.

Когда я проснулся, тени все еще лежали на полу. Я не сразу понял, что уже наступило утро. Потом включил лампу и увидел, как на электронных часах поменялась цифра. Они показывали одиннадцать часов сорок три минуты. По всей комнате была разбросана одежда, нижнее белье и бутылочки из-под джина и виски (оказывается, ром мы тоже пили). Голова у меня болела, а скомканные простыни пахли так, что сразу было ясно, что на них происходило. Майя включила в ванной воду – все это казалось мне смутно знакомым. Так делают взрослые. Кажется, нечто подобное я наблюдал в фильмах, на которые дети до шестнадцати лет не допускаются. Вдруг я заметил, что мои пальцы и член покрыты засохшей кровью.

– Если ты проснулся, то не смотри, пожалуйста, под одеяло! – выкрикнула Майя из душа.

Естественно, это было первым, что я сделал. Я потянулся и дотронулся до влажного темно-красного пятна посредине кровати. Странно. Засохшее симметричное пятно растекшейся крови напоминало мне картинку из теста Роршаха – помнится, когда я был в восьмом классе, дедушка заставил меня пройти его, чтобы узнать, не сойду ли я в один прекрасный день с ума, как моя мама. Разумеется, он не говорил этого,