живут между Нью-Йорком и Лос-Анджелесом. Это было довольно обидно. Тут вошел бармен и прошептал что-то на ухо Донате.
– Тебя просят подойти к телефону, – сказала она мне.
Я вышел в восьмиугольный холл с зеркальными стенами. Казалось, что я был везде и одновременно нигде. Мама меня выследила. Поднося трубку к уху, я уже пытался придумать подходящее объяснение тому, что не нахожусь в закромах миссис Марс, готовясь поедать индейку вместе с кланом Кеннеди.
– Да что с тобой, Финн?
Такой простой вопрос. Но я меньше всего ожидал услышать его от Майи. Когда я понял, что это и вправду ее голос – такой мягкий, со знакомой хрипотцой, – мне показалось, что все мои воспоминания и чувства уставились на меня, изумленно распахнув глаза и открыв рот. Мне представилось, как в ожидании моего ответа она выпускает изо рта кольцо дыма, напоминающее нимб, и протыкает его пальцем. А рядом с ней сидит ее новый парень. Вообще у меня довольно богатое воображение. В трубке послышался шум.
– Ты знаешь, что со мной. – Я был взбешен и счастлив одновременно.
– Это правда. Я знаю. – Она затянулась сигаретой.
– Ну как дела в Швейцарии? – Мне довольно хорошо удавалось изображать хладнокровие. Правда, голос у меня дрожал, и к тому же я чуть не задыхался оттого, что в горле стоял огромный комок.
– Я сейчас в Нью-Йорке.
Этого я не ожидал, и некоторое время раздумывал, что сказать в ответ. Потом решил, что нужно готовиться к худшему.
– А где твой парень? – Не успел я вымолвить эти слова, как уже пожалел об этом.
– Может, ты мне скажешь?
До меня все еще не дошло.
– Что за странные шутки, Майя? Брюс сказал мне, что у тебя появился бойфренд. Могла бы написать мне хотя бы одно письмо.
– Я не получала твоих писем. И у меня нет никаких бойфрендов… если не считать тебя. – Это было именно то, что я жаждал услышать, и именно поэтому в это невозможно было поверить.
– Так зачем же Брюс…
– Финн, у меня нет ни малейшего желания говорить сейчас о Брюсе или о том, что произошло в Флейвалле, – перебила она меня.
– Но нам все-таки придется об этом поговорить.
– Если ты хочешь меня видеть, то пообещай, что не будешь задавать никаких вопросов.
– Но я хочу знать!
– Я расскажу тебе все завтра.
– Почему?
– Просто пообещай мне это.
– Ладно, обещаю.
– Поклянись.
– Хорошо, клянусь, что не буду задавать никаких вопросов. – Но уже через секунду я нарушил свое обещание: – Да какое это имеет значение – на день раньше или на день позже?
– Если я проведу с тобой ночь, то буду чувствовать себя сильнее.
– И когда это случится?
– Выгляни в окно.
На улице все еще продолжалось праздничное шествие. Вдруг она помахала мне рукой. Майя стояла в толпе, которая окружила телефонную будку на углу Шестьдесят седьмой улицы.
Когда я повесил трубку, то заметил, что в дверном проеме стоит улыбающийся Джакомо.
– Ты что, подумал, что я пригласил тебя в Нью-Йорк ради стряпни моей мамочки? Майя позвонила мне три дня назад, и я рассказал ей, как ты выпрыгнул из окна.
Джакомо все это время делал вид, что считает мой поступок забавной шалостью. Казалось, он не понимал, что я сиганул с четвертого этажа, словно верный лебедь, только для того, чтобы свести счеты с жизнью. В общем, я не заслуживал того, чтобы у меня был такой хороший сосед.
– Я сказал ей, что тебе очень хреново. Ты не сердишься?
– Нет. – В данный момент меня обуревали самые различные чувства.
– Ты счастлив?
Мне не очень понравилось то, что она запретила мне задавать вопросы, но все-таки я ответил:
– Да. Наверное, это так называется.
– Бениссимо. Надеюсь, ты не будешь злиться на меня за то, что я съел твою таблетку экстази?
Я ушел, не прощаясь. У меня не нашлось времени на то, чтобы поблагодарить хозяйку или хотя бы взять свой чемодан.
На улице вовсю дудели волынки и маршировали пожарные. А над головами проплывала огромная надувная индейка. За полицейским кордоном в десять рядов стояли люди, и толпа чуть было не проглотила меня. Я не мог двинуться с места. Майю я тоже не видел, хотя то и дело подпрыгивал на месте, стараясь разглядеть ее. Но все было тщетно. И вдруг… Я почувствовал, как меня коснулись ее губы. Она медленно прошептала хриплым голосом: «Мне… тебя… не хватало». Никогда в жизни мне не приходилось слышать, чтобы человек говорил так уверенно. Я уже упоминал, что ее шепот сводил меня с ума. А когда она поцеловала меня, я забыл и думать о том, что когда-то сердился на нее и что вообще когда-то сердился на кого бы то ни было.
Ее губы пахли жевательной резинкой и сигаретами. Да, она ведь отрезала свою косу, и теперь ее волосы были короче моих. На левой щеке явственно проступил шрам, который раньше не было видно из-за загара. Она была одета в длинный кожаный плащ и берет. На плече болтался рюкзак. В общем, она выглядела так, будто все еще была в бегах.
Нам было неудобно разговаривать, стоя в толпе. Майя крепко схватила меня за руку. Перепрыгивая через заграждения, сталкиваясь с участниками шествия (теперь по улице шли польские эмигранты), мы бросились по направлению к парку.
Я оттолкнул ее с дорожки и прижал к стволу засохшего дерева. Потом резко сунул руку под пальто, так что одна пуговица оторвалась и покатилась по земле. На Майе был свитер и нечто вроде длинных бриджей из кашемира. Кажется, это называется леггинсы. Я даже не поцеловал ее, просто грубо запихнул свои холодные грязные руки ей в трусики и в лифчик, и стал ощупывать и тискать тело, мысли о котором не давали мне заснуть всю эту осень. Я был одинок, и это приводило меня в ярость – и Майя знала это. Даже не имею понятия, чего мне на самом деле хотелось: трахнуть ее или причинить ей боль. А может, и то и другое вместе.
На земле валялись использованные презервативы. Я расстегнул брюки, и они свалились на лодыжки. В метре от нас крыса стащила кусок черствого хлеба у стайки голубей. Майя повернула лицо к зимнему солнцу и прикрыла глаза, чтобы не видеть, какая уродливая обстановка нас окружает. Она дрожала, трепетала под моими пальцами и была похожа на ребенка, который ждет, когда врач сделает ему укол. Она была в курсе, что сначала ей будет больно, а потом – хорошо. Майя готова была разрешить мне все что угодно. Главное – чтобы я не задавал вопросов.
– Почему ты сказала, что не получала моих писем? Черт, да я же писал тебе каждый день! – Я перестал терзать ее и начал выкрикивать вопросы: – Что ты делаешь в Нью-Йорке? Опять сбежала?
Она не ответила. Просто заплакала. От этого мне стало легче.
Наконец, Майя, всхлипывая, сказала:
– Это была ошибка, – потом поправила трусики и застегнула пальто. Эрекция у меня все еще не прошла. – Надо было подождать. Сама виновата. Но мне не хотелось быть сегодня ночью одной.
– Ты расскажешь мне все завтра?
Майя кивнула и вытерла нос рукавом пальто.
– Поверь мне, я все устрою.
Мы взялись за руки, словно потерявшиеся дети, и, ни слова не говоря, пошли по парку. Потом я проследовал за ней во вращающиеся двери отеля «Плаза». Наконец Майя закрыла дверь нашего номера люкс на шестом этаже и опустила занавески, чтобы для нас наступила ночь. Но я все еще не понимал, куда
