– Молчи, говорю! – яростно прошептал Сенин.

Он увидел вдалеке искорки горящих фар. Машина медленно шла по дороге. Слишком медленно. На крыше кабины вращался прожектор.

– Твою мать... – процедил Сенин.

– Что случилось?

– Они нас ищут. Черт, они могли найти нашу машину.

Джип Сенин оставил в стороне от дороги, заметить его было не так просто. Но вдруг?

– Слушай, Валенски, мы с тобой поместимся в этот люк?

– Ну, да, влезем. А зачем?

– Если у них есть тепловизоры, они срисуют нас в два счета. Надо укрыться.

– Хорошо, лезь за мной.

Сенин, продолжая прижиматься к земле, переместился к люку. Через несколько секунд оба скорчились в узкой цилиндрической камере, пересеченной пополам мощным корневищем силового кабеля. Под ногами пружинили толстые стебли грибницы, стоять на них было в высшей степени неприятно.

Сенин направил автомат в отверстие люка и застыл.

– Ты будешь в них стрелять? – с недоверием спросил Валенски.

– По обстановке. А что, думаешь, не надо?

– Не знаю. Вообще, нежелательно.

– Не волнуйся, у меня гелевая насадка. Гель вырубает на час-другой, но не убивает.

– Интересно, что они сделают, если нас поймают?

– Все, хватит разговоров. Поймают – не поймают, дома обсудим.

Шум машины слышался совсем недалеко. Казалось даже, что доносятся голоса. Потом все стихло. Машина уехала. Сенин осторожно выглянул и увидел где-то вдали ее габаритные огни.

– Вот черт, – с отчаянием произнес он. – Этого следовало ждать.

– Чего?

– А того. Если они знают, что мы вернулись, то знают, для чего. Я лично обещал губернатору, что расправлюсь с этой заразой. Само собой, нас ищут изо всех сил. Странно еще, что в цепочку вдоль траншеи не выстроились. Все не так просто, как казалось вначале. Надо ждать сюрпризов.

– Я уже заканчиваю.

Валенски ввел в стебли «мочалки» инфицирующий бульон, и теперь готовил катализатор – питательную среду для своей плесени.

– Готово, – сказал он и поднатужился, закрывая люк. – Исторический момент.

– Сдохни, поганое отродье, – проговорил Сенин со смесью ненависти и удовлетворения.

Они вернулись к машине. Прежде чем подойти к ней, Сенин долго и придирчиво изучал окрестности через инфравизор. Если машину обнаружили, то, как пить дать, оставили засаду.

Но он никого не увидел. Их не обнаружили. Видимо, сам бог был на их стороне.

– Какое-то странное чувство, – сказал Валенски, усаживаясь в машину.

– Какое еще чувство?

– Как будто убийство совершил. Ты убивал когда-нибудь?

– Я это не обсуждаю.

– Мне иногда снится, что я убиваю. Мне так плохо после этого... Так радуюсь, когда просыпаюсь. Вот и сейчас как-то так... нехорошо, в общем. Будто бы сделал непоправимое.

– Совестливый ты наш, – усмехнулся Сенин. – Сколько ты плесени за свой век извел? И каждый раз так мучаешься?

– Ты же знаешь, что это не совсем плесень. А вдруг она все понимает? Вдруг она видела, как мы ее убиваем. – Валенски даже поежился от этой ужасной мысли.

– Ну, сходишь к попу, покаешься – делов-то... – рассмеялся Сенин, включая двигатель.

До сего момента он испытывал только легкость и радость. Но слова биолога заронили в душу некий суеверный страх перед чужой природой. Сенин слышал, что с природой нельзя бороться. К ней можно только приспосабливаться. Иначе она отомстит.

«Плевать. Дело сделано», – подумал Сенин, и джип сорвался с места.

За неделю Сенин оброс и обленился. Даже форму стал носить кое-как. Он всегда следил за внешним видом – не для других, не для начальства, а только для себя. Это дисциплинировало. К этому он приучился сам за многие годы.

Сейчас, в постоянно расстегнутом бушлате, с недельной щетиной, он был похож на какого-нибудь геолога, застрявшего в дальней разведке. И ему это нравилось.

Все эти дни у него было совсем немного дел. С утра он садился в машину и ехал в сторону Торонто-9. В двух километрах от поселения было место, откуда все отлично просматривалось в мощную стереотрубу. Наблюдая за жизнью поселенцев, Сенин слушал эфир. Он ждал, когда появятся какие-то изменения в однообразных буднях. Ему нужно было понять, влияет ли медленная смерть грибницы на распорядок здешней жизни.

Валенски всегда сопровождал его. Они договорились не разлучаться ни на минуту, и свято соблюдали этот договор. Валенски жутко боялся, что в одно прекрасное утро на месте Ганимеда окажется нечто, похожее на человека со следами крови на одежде.

Еще больше этого боялся Сенин.

После обеда Валенски устраивал небольшие вылазки «на природу». Он был и оставался ученым. Они отъезжали от лагеря, Сенин сидел в машине и смотрел, как биолог ползает под кустами, ковыряется в земле, собирает какие-то микроскопические частицы и тщательно упаковывает их в свои баночки, пакетики, коробочки.

Сенину нравилось наблюдать за ним. Сам он не смог бы жить такой жизнью. Что это за жизнь для мужика – выковыривать из дерьма кусочки, рассматривать и обнюхивать. У Сенина были другие понятия о профессиональной гордости и упоении от работы. Десантироваться в неизвестность в вибрирующем модуле, пробивать стены, ломать сопротивление, в одну минуту решать проблемы, которые сотни яйцеголовых умников не могли решить месяцами – вот это была жизнь.

Но довольно скоро ему в голову пришла мысль, которая остудила его профессиональное самодовольство. Ведь не взрывами и стрельбой решалась проблема Торонто-9. Именно яйцеголовый умник в эти дни спасал поселение. Именно он, перекопав и обнюхав все дерьмо в округе, нашел единственно верные ответы на все вопросы. Без него здесь даже целая полицейская армия спасовала бы.

Наступило утро, когда Сенин решил не ехать в свой очередной дозор. Ему было просто лень. Ничего нового за минувшие дни он не рассмотрел, и не стоило надеяться, что именно сегодня его ждет какое- нибудь потрясающее открытие.

Тем более, что они с Валенски заслужили отдых, устроив еще одну ночную вылазку к реакторному корпусу. Биолог хотел убедиться, что его убийственное снадобье действует. Он спустился в люк, и Сенин услышал приглушенный злорадный смешок.

– Вот, – торжествующе заявил Валенски и показал ему вялый стебель, покрытый розоватым налетом. – Вот, уже руками рвется.

– Она сдохла? – уточнил Сенин.

– Нет, конечно. Еще барахтается. Ничего, за месяц от нее останется одна труха.

На обратной дороге Валенски молчал и сдержанно улыбался сам себе. Сенин догадывался, о чем он думает. О том, что один-единственный умный человек справился с чудовищем, убившим целый город. Как в сказке. Сказка нового века – витязь с пробиркой против инопланетного змея.

Сенин даже завидовал биологу, ему до сих пор были неведомы подобные чувства.

Одним словом, вечер удался, и утром Сенин решил устроить выходной. Пока Валенски возился в контейнере с едой, подбирая меню на день, он разлегся в теплой палатке и некоторое время наслаждался бездельем.

Собственно говоря, само наслаждение было недолгим, ибо безделья в эти дни было немало, и оно уже поднадоело. Сенин с ужасом думал, чем занять дни на пенсии. Неужели так же лежать целыми днями?

Впрочем, одно хорошее занятие для пенсии он себе придумал уже давно, и мысль об этом заставила его умиротворенно вздохнуть. Он залез в ранец и вытащил одну из тех немногих вещей, которые постоянно