что там рабочих более 80%).
Так как эта категория самая многочисленная, то, естественно, сильно влияет на итоговые цифры. Всего же процент рабочих в
аппарате составлял 30,5% (262,5 тыс. из общего числа 861,4 тыс. чел.), крестьян, очевидно, несколько меньше, так как среди
выдвиженцев их было только 10,3%. Так что старая интеллигенция по-прежнему составляла не менее половины всех служащих. Из
специалистов с высшим образованием рабочих при этом было всего 11,3%, со средним специальным - 21,7%, хотя 45,2% специалистов
с высшим и 55,7% со средним специальным образованием окончили учебные заведения в годы 1-й пятилетки, процент рабочих среди
таких составил 18,8 и 26,5% соответственно.
Из таблиц хорошо видно, насколько интенсивно шло выдвижение за годы пятилетки: именно в эти годы оставили работу и стали
служащими 53,6% всех 'выдвинутых' рабочих. 'Выдвиженцев' ставили обычно на директорские посты, где их главной задачей было
проведение линии партии. Среди директоров 53 металлургических, 160 машиностроительных и 167 прочих заводов и 115 заведующих
шахтами - всего 495 чел., 358 (72,4%) до 1917 г. были рабочими, 52 (10,9%) - учащимися, 2 - профессиональными революционерами. В
1918-1921 гг. 235 из них (47,5%) служили в армии, 84 (17%) были рабочими и 124 (25%) находились на руководящей работе. Из
главных инженеров и техноруков в возрасте 40 лет и старше на руководящей работе до 1917 г. были 40%, а в 1918-1921 гг. - 70%. Что
касается учреждений и ведомств, то в их аппарате рабочие по-прежнему составляли меньшинство. Даже в высшей руководящей
категории их было в среднем меньше 20%, а среди основных категорий специалистов - в среднем менее 15%. Здесь выходцы из
старого образованного слоя продолжали играть ведущую роль, составляя не менее 60-70%, причем в некоторых ведомствах - до 70-
80%, а кое-где в высшем руководстве - почти до 100%. Так что к этому времени (хотя советские авторы с удовлетворением замечали,
что 'за это пятилетие улучшился социальный состав интеллигенции') (293) большевикам еще не удалось полностью достичь
поставленной цели, но в ходе репрессий 1936-1938 гг. они значительно продвинулись в избранном направлении.
Положение с составом научных работников, в отношении которого тоже проводились специальные исследования и переписи,
обстояло для большевиков наименее удачно. Все научные работники, утвержденные экспертной комиссией Цекубу и Секцией
научных работников к 15.10.1928 г., были разбиты на три группы: А - выдающиеся и заслуженные, Б - имеющие самостоятельные
работы, В - начинающие и готовящиеся, причем последние составляли свыше 60% (см. табл. 122) (294). В целом половина научных
работников начала работать в советское время. (295) Но среди настоящих ученых картина была совершенно иная, с абсолютным
преобладанием старых кадров: по группе А - 99,8%, по группе Б - 80% (см. табл. 123) (296).
Другое фундаментальное обследование научных работников было проведено в 1929 г. Оно охватило 1227 НИИ (более 90%) и 151 вуз
(около 100%) - 30448 научных работников (что на 5 тыс. больше данных комиссии АН) и имело целью выявить степень лояльности
ученых, для чего они были разбиты на 5 'кругов': I - с дореволюционным научным стажем, II - с послереволюционым стажем, III -
окончившие к тому же советский вуз, IV - рабочие и крестьяне по социальному положению и происхождению, V - коммунисты. При
этом лиц I круга оказалось 43,6% (в 1927 г.- 49%), причем среди руководителей НИИ - 57,4%, лиц II круга - 18,2%. Среди лиц III круга
(38,2%) часть училась еще до революции и окончила вуз в самые первые годы советской власти. IV круг был ничтожен: к рабочим
относилось 4,5%, к крестьянам - 17,5 (тогда как к служащим - 59,3 и 'прочим' 18,7%). V круг составлял 10%, в т.ч. 8,9 в НИИ и 10,7 в
вузах. По материалам общей переписи 1929 г. среди научных работников и специалистов во всех ведомствах удельный вес старого
культурного слоя составлял более 80%, причем в большинстве ведомств 90-100%, а в НИИ и вузах даже в целом 86,6% (к тому же
здесь оказался наивысший процент лиц, служивших в старом государственном аппарате - 19,5%, а по абсолютной численности таких
лиц (9887 чел.) эти заведения занимали первое место. Соответствующим был и возрастной состав (см. табл. 124) (297).
'Чистка' 1929 г. затронула и эту сферу, и немало нежелательных для властей лиц было уволено и из научных учреждений. Для
всеобщего сведения с торжеством объявлялось, например, кого уволила комиссия, работавшая в АН СССР, - среди них были: 'бывший
камергер Б.Н.Молос, его дочь - зав. типографией АН, чиновник особых поручений Путилов, личный секретарь императрицы Марии
Федоровны гр.Ростовцев, дочь министра внутренних дел Дурново, Архангельский губернатор Шидловский, прокурор Нищенко,
сенатор и тов.прокурора бар.Граве, отец и сын бароны Штакельберги, белый офицер Кнырко, директор общего департамента МВД
Шишкевич, чиновник особых поручений при кабинете Его Величества Суходольский, камергер Шольц и другие лица' (298). Изменить
состав научных работников большевики пытались и путем расширения приема в аспирантуру рабочих и крестьян, в чем за годы
пятилетки вполне преуспели, сократив долю выходцев из образованного слоя среди аспирантов вузов за годы 1-й пятилетки с 54 до
примерно 30% (см. табл. 125) (299). Но надо учесть, что в вузах тогда обучались не все аспиранты (в 1933 г. из 14800 аспирантов на
вузы приходилось 8400), а в НИИ удельный вес выходцев из низов был несколько меньше, и, главное, в целом само число аспирантов
было в те годы относительно невелико, и наука в основном пополнялась не за счет них; наконец, столь жесткий отбор просуществовал
с 1933 до 1936-1937 гг.
Поэтому в целом на составе научно-преподавательских кадров мало сказались даже радикальные меры периода 1-й пятилетки. Даже в
индустриальных вузах, где преподавательский состав традиционно отличался несколько меньшей элитарностью, между 1929 и 1933
гг. доля старого культурного слоя составляла по РСФСР 83,6, а по УССР 87% (см. табл. 126) (300). Результаты переписи 1933 г.