В 1919 г. на

национализированных предприятиях металлической промышленности из 529 членов заводоуправлений рабочих было 338 чел. (64%), а

служащих 191 чел. (36%). В конце 1920 г. участие рабочих в органах управления промышленностью в среднем составляло 61,6%, но в

основном они были сосредоточены на уровне заводоуправлений. Из 1786 ответственных работников промышленных предприятий

РСФСР их было 1151 (64,4%), а из 2989 ответственных работников транспорта - 1600 (63%). Правда, в ВСНХ (его Главном и

Центральном управлениях) подавляющее большинство - до 80% составляли старые интеллигенты (см. табл. 113), даже на

предприятиях ВСНХ среди управляющих и председателей коллегий рабочие составляли лишь 33,5%, а среди помощников

управляющих и членов коллегий - 38,5% (276). В последующие годы 'выдвиженчество' как известно, распространилось особенно

широко; 'выдвиженцы' направлялись прежде всего в промышленность (277), и стали преобладать среди руководителей трестов и

крупных заводов (278). Преобладали они и в учреждениях, служба в которых не требовала обширных специальных знаний (279).

В конце 20-х годов, когда положение советской власти окончательно упрочилось (и самое трудное по восстановлению экономики

страны уже было сделано), она перешла к политике решительного вытеснения представителей старого образованного слоя (благодаря

использованию которых ей только и удалось удержаться) из сферы умственного труда. 'Мавр сделал свое дело...' Большевики более

не нуждались в сколько-нибудь значительном числе таких представителей: после того, как была запущена и стала давать первые

результаты машина для выделки 'рабоче-крестьянской интеллигенции', опасность оказаться перед лицом массовой оппозиции со

стороны интеллектуального слоя исчезла, и с нежелательными элементами его можно было не церемониться. Достоточно было

сохранить несколько тысяч наиболее квалифицированных специалистов для подготовки тех, кто должен был прийти им на смену, и

для работы на тех должностях, где полуграмотные 'образованцы' справиться бы никак уж не могли. На большинстве же должностей

последние вполне годились, поскольку неэффективность их работы, как и всей советской системы в целом, после того, как последняя

была уже налажена, вполне компенсировалась раз и навсегда внушенным страхом и суровой дисциплиной.

Совершенно закономерно поэтому, что именно в это время, спустя десятилетие после переворота, когда большевики не опасались

более за выживание своей системы, настало самое время рассчитаться с теми, кого ранее приходилось, скрепя сердце, терпеть.

Ожесточенность репрессий, похоже, не в последнюю очередь была связана именно с последним обстоятельством. 1928-1932 гг.

ознаменованы, как известно, массовыми репрессиями и повсеместной травлей 'спецов' во всех сферах (в т.ч. и военной, именно тогда

по делу 'Весны' было уничтожено абсолютное большинство служивших большевикам кадровых офицеров), а на руководящие

должности стали еще смелее выдвигаться неспособные управлять, но зато вполне лояльные 'пролетарии', поскольку теперь их

некомпетентность не угрожала так остро самому существованию партии и государства. Однако из-за недостатка чисто 'своих'

квалифицированных кадров советская власть до самого конца 20-х годов была еще вынуждена мириться с преобладанием в

государственном аппарате старой интеллигенции. Хотя высшие посты все чаще занимали выдвиженцы и образованцы новой

формации, задачей которых было не столько управлять, сколько 'контролировать ситуацию' - следить за соблюдением интересов

советской власти и лояльностью подчиненных, основная созидательная работа по-прежнему лежала на плечах всячески третируемых

старых специалистов, самая квалифицированная часть которых относилась, как правило, к высшим слоям русского общества. В 1928

г. из старых кадров с высшим образованием 29,5% составляли директора, предприниматели и акционеры, а еще 49,3% занимали

раньше руководящие должности (280).

Но некоторые изменения в социальном составе интеллектуального слоя к 1928 г. все-таки произошли. Обобщающих данных о его

составе нет, но есть сведения о различных его профессиональных отрядах. Среди учителей, в частности, из рабочих происходило 5,3%

, из крестьян - 48,2, из служащих 18,2 и из 'прочих' - 28,3% (в 'прочие' статистика включала лиц, т.н. 'эксплуататорских классов',

духовенства и иногда свободных профессий). В начале 1-й пятилетки среди ИТР выходцев из рабочих (главным образом за счет

'выдвиженцев') было 38,7%. Примерно то же наблюдалось в других группах интеллигенции за исключением научных работников и

профессуры. В это время в народном хозяйстве (без профобра, политпросвета, части торгового и управленческого персонала) работало

90 тыс. специалистов с высшим образованием, из которых 32 тыс. (36%) окончили вуз до революции. Из всей массы специалистов (в

т.ч. и советской формации) из рабочих происходило 7 тыс. (около 8%), из крестьян - 16 тыс. (около 18%). Из 32 тыс. специалистов со

средним специальным образованием получили его до революции 15 тыс. (26,7%). Из 41 тыс. техников, получивших образование в

советское время, из рабочих происходило 8 тыс. (20%) и из крестьян - 10 тыс. (24,4%). В вузах и НИИ старые специалисты составляли

60% (281). В составе органов Советов 'служащих' на 1929 г. насчитывалось в среднем 30-40% (см. табл. 112) (282). По некоторым

данным, в 1929 г. рабочих и крестьян среди ИТР было едва 1/3 (283). В 1927 г., создав Промакадемию (где рабочие составляли 91%)

(284), большевики пытались через нее подготовить кадры из рабочих для высшего звена, но к 1929 г. до этого было еще далеко.

В 1929 г., когда власти намеревались перейти к радикальным изменениям в составе интеллектуального слоя, была проведена перепись

служащих и специалистов страны, охватившая 825086 чел. по состоянию на 1 октября (285). Ею был учтен и такой фактор, как служба

в старом государственном аппарате, причем выяснилось, что доля таких лиц довольно высока. Здесь надо учесть, что, во-первых,

старый государственный аппарат был сам по себе в несколько раз меньше, во-вторых, за 12