Ни песне, ни краске не будет отсрочки, бой вас решит — судия строгий. К бобрам — декадентов всемирных строчки. К блузам — футуристов железные строки. Никто, никто не избегнет возмездья — звезде, и той не уйти. К бобрам становитесь, ген ералы созвездья, к блузам — миллионы Млечного пути. Наружу выпустив скованные лавины, земной шар самый на две раскололся полушарий половины и, застыв, на солнце повис весами. Всеми сущими пушками &# 8196;над площадью объявлен был «чемпионат всемирной классовой борьбы!» В ширь ворота Вильсону — вер ста, &# 8195; и то́ он боком стал и еле лез ими. Сапожищами подгибает бетон. Чугунами гремит, желе́зами. Во Ивана входящего вперился он — осмотреть врага, да нечего смотреть — ничего, хор ошо сложён, цветом тела в рубаху просвечивал. У того — револьве́ры в четыре курка, сабля в семьдесят лезвий гнута, а у этого — рука и еще рука, да и та за пояс ткнута. Смерил глазом. Смешок по усам его. Взвил плечом шитье эполетово: «Чтобы я — о господи! — это го са̀мого? Чтобы я не смог вот этого?!» И казалось — растет могильный холм &# 8195;посреди ветров обвываний. Ляжет в гроб, и отныне никто, никогда,
