&# 8196;в рот, из всех океанских щелей вылазя, Америка так и прет и прет. Взбиралась с разбега верфь на верфь. На виадук взлетал виадук. Дымище такой, что, в черта уверовав, идешь, убежденный, что ты в аду. (Где Вильсона дряблость? &# 8196;Сдули! Смолодел на сорок годов. Животами мышцы вздулись. Ощупали. Есть. Готов.) Доходит, пеной волну опеня, гигантам домам за крыши замча, на берег выходит Иван в Америке, сух енький, &# 8195; даже ног не замоча. (Положили Вильсону последний заклеп на его механический доспех, шлем ему бронированный возвели на лоб, и к Ивану он гонит спех.) Чикагцы себя не любят &# 8196;в тесных улицах пло́щить. И без того в Чикаго площади самые лучшие. Но даже для чикагцев непомерная &# 8195; площадь была приготовлена для этого случая. Люди, место схватки орамив, пускай непомерное! — &# 8196;сузили в узел. С одной стороны — с горностаем, &# 8195; с бобрами, с другой — синевели в замасленной блузе. Лошади в кашу впутались в ту же. К бобрам — арабский скакун, к блузам — тяжелые туши битюжьи. Вздымают ржанье, грозят рысаку. Машины стекались, скользя на мази́. На классы разбился и вывоз &# 8196; и ввоз. К бобрам изящный ушел лимузин, к блузам стал стосильный грузовоз.
