Так начался этот день, и пока он длился, Мать императрица снова и снова призывала Жасмин прислужить императору: обмахнуть его веером, отогнать назойливую муху, обслужить его за обедом, принести ему чай и выбрать для него цукаты, подставить ему скамеечку под ноги во время представления и подложить подушки под локти, и так до самого захода солнца. Наконец, император стал открыто улыбаться Жасмин, а она, когда подходила к нему, улыбалась не робко и не смело, а как ребенок, который улыбается товарищу по играм.

Мать императрица была очень довольна, видя эти улыбки, и когда опустились сумерки и день закончился, сказала императору:

— Прежде, чем ты оставишь меня, сын мой, я хочу поведать тебе одно желание.

— Говорите, мама, — сказал он. Он был в благостном настроении, его желудок был услажден любимыми кушаньями, на сердце полегчало, а воображение его было взбудоражено красивой девушкой, которая принадлежала ему, и он мог вызвать ее, когда пожелает.

— Ты знаешь, как страстно я хочу покинуть город, когда придет весна, — сказала Мать императрица. — Уже много месяцев я не выезжала за эти стены. Почему бы нам не отправиться вместе, тебе и мне, чтобы поклониться могилам наших Предков? Расстояние всего восемьдесят миль, и я попрошу наместника провинции прислать нам его гвардию, которая будет охранять нас в пути. Ты и я, мой сын, можем одни представить два поколения династии, поскольку тебе не подобает брать с собой супругу в такое скорбное путешествие.

Она уже тайно решила взять с собой Жасмин, будто прислуживать ей. В дороге не составит труда послать Жасмин ночью в шатер сына.

Император раздумывал, приложив палец к нижней губе.

— Когда мы отправимся? — спросил он.

— Через месяц от сегодняшнего дня, — сказала Мать императрица. — Ты будешь один, как и сейчас. В те дни, что супруга не сможет поехать с тобой, мы и совершим путешествие. Она с еще большей радостью приветствует тебя, когда ты вернешься.

И снова император задумался, почему вдруг его мать так изменилась, так заговорила об Алутэ. Кто мог угадать ее мысли? Было верно, что она могла быть жестокой и злобной, но могла быть также искренне доброй и любящей по отношению к нему, и между этими двумя ее характерами он оставался в неопределенности всю свою жизнь.

— Мы поедем, мама, — сказал он, — действительно, мой долг — поклониться могилам.

— Разве ты мог сказать по-другому? — ответила Мать императрица, оставшись довольна своей собственной хитростью.

Все вышло так, как она задумала. В одну из ночей, находясь далеко за пределами стен Пекина, в тени могил Предков, император послал евнуха, чтобы тот привел к нему Жасмин. День он провел в поклонении могилам, рядом с матерью, которая наставляла его в выражении почтения и в молитвах. День начался солнечным светом, но затем пришла гроза, а за ней монотонный дождь, который продолжался и ночью. Под кожаной крышей шатра император лежал в бессоннице, чувствовал себя одиноко. Не подобало просить евнуха играть на скрипке или петь, потому что это были дни скорби и уважения к восьми императорским Предкам, которые покоились невдалеке в своих могилах. Лежа и слушая дождь, молодой император обратился в мыслях к мертвым, поскольку однажды он будет девятым и также будет лежать под дождем. От таких мыслей им овладела меланхолия, он почувствовал страх от того, что не сможет прожить долгую жизнь и умрет молодым. Его охватил припадок дрожи, и ему страстно захотелось к молодой жене, которая была так далеко. Он обещал ей, что будет хранить ей верность, и именно это обещание помешало ему хотя бы раз вызвать в свою спальню наложницу. Но он не дал нового обещания на время путешествия к могилам, потому что ни он, ни Алутэ не могли предвидеть, что его мать возьмет с собой Жасмин как компаньонку. Мать императрица ничего не говорила о ней в течение всего торжественного дня. Сам император тоже не подал никакого знака, что видел Жасмин. Однако он видел, как она ходила по палатке его матери, где он принимал вечернюю еду после церемониального поста. Теперь, ночью, он думал о ней и не мог отогнать ее образ.

Своему евнуху он сказал только, что замерз.

— Я продрог до мозга костей. Никогда еще я не чувствовал такого холода, странного, как смерть.

Императорский евнух был подкуплен Ли Ляньинем и поэтому ответил:

— Повелитель, почему бы вам не послать за первой наложницей? Она согреет вашу постель и прогонит холод из вашей крови.

Император притворился, что у него нет охоты это делать.

— Здесь, под сенью могил моих Предков? Разве можно!

— Она просто наложница, — уговаривал евнух. — Наложница — это никто.

— Хорошо, хорошо, — согласился император, который все еще изображал неохоту.

Евнух убежал в мокрую темноту ночи, а дождь по-прежнему барабанил по тугой кожаной крыше над головой императора. Очень скоро он увидел сверкание фонарей, и двери шатра раздвинулись как занавес. Там стояла Жасмин, обернутая в простыню из промасленного шелка, чтобы спрятаться от дождя. Но дождь зацепил пряди мягких волос, разметанных по ее лицу, блестел на щеках и повис на ресницах ее глаз. Губы у нее были красными, и такими же красными были щеки.

— Я послал за тобой, потому что мне холодно, — пробормотал император.

— Вот я, мой повелитель, — сказала Жасмин. Она сняла с себя промасленный шелк, затем одну за другой свои одежды т скользнула в его постель. Тело ее было горячим в отличии от его закоченевшей плоти.

Мать императрица не спала в своей палатке, слушая ровное постукивание дождя, — этот мирный звук отзывался покоем в ее сердце и уме. Евнух доложил, что он сделал, и она дала ему унцию золота. Сейчас ей не требовалось ничего другого. Жасмин и Алутэ поведут войну любви, и, зная своего сына, императрица понимала, что Жасмин уже была победительницей.