в другое время все эти маленькие заботы она оставляла прислужнику-евнуху. Жун Лу терпеливо ждал, прекрасно зная не только о том, чем она занята, но также о том, что его осведомленность ей известна.

Наконец императрица медленно прошла через весь зал к невысокому трону и села. Жун Лу подошел к ней и встал на колени, как требовал обычай, и она приняла это как должное, а ее черные глаза были жестокими, надсмехающимися и нежными одновременно.

— Больно тебе колени? — спросила Цыси некоторое время спустя.

— Это не имеет значения, ваше высочество, — ответил Жун Лу спокойно.

— Встань, — сказала она. — Мне не доставляет радости, что ты стоишь передо мной на коленях.

Он поднялся с достоинством, и она оглядела его с ног до головы. Когда ее глаза встретились с его глазами, она остановила взгляд: они были наедине и никто не мог запретить ей смотреть на него. Евнух стоял на расстоянии, у входа в зал на страже.

— Что я сделала не так? — Голос был заискивающим и нежным, как у ребенка.

— Вы знаете сами, — ответил он.

Она пожала плечами, укрытыми в атлас.

— Я не говорила тебе о новом Летнем дворце, потому что знала, что кто-нибудь тебе скажет — несомненно, принц Гун. Но я принимаю новый Летний дворец как подарок сына. Таково его желание.

На это Жун Лу ответил очень серьезно:

— Вы знаете, что в казне нет сейчас денег на Дворец наслаждений. Народ и так слишком обременен налогами, а чтобы строить дворец, придется обложить новым налогом каждую провинцию.

Императрица снова пожала плечами.

— Не обязательно брать деньги. Можно потребовать щебень, камень, нефрит, вызвать мастеров.

— Работникам надо платить, — сказал он.

— Не обязательно, — ответила она беззаботно. — Первый император не платил крестьянам, которые строили Великую стену. Если работник умирал, его укладывали между кирпичей и замуровывали, так что не нужно было тратиться на погребение.

— В те дни, — заметил Жун Лу строго, — династия была сильна. Народ не осмеливался бунтовать. — Император был китайцем, а не маньчжуром, как мы, и стена должна была защитить его собственный народ от набегов северных врагов. Но согласятся ли теперь провинции посылать материалы и людей только для того, чтобы строить Летний дворец для вас? И сможете ли вы находить удовольствия во дворце, стены которого станут могилой ни в чем не повинных людей. Думаю, что даже вы не до такой степени жестоки.

Один лишь Жун Лу мог заставить ее плакать. Цыси отвернулась, чтобы скрыть слезы.

— Я не жестока, — прошептала она. — Я… одинока.

Она взяла конец тонкого цветастого платка, свисавшего с нефритовой пуговицы ее платья, и вытерла глаза. Невидимая нить, связывающая их, натянулась. Цыси страстно захотелось, чтобы он подошел к ней, протянул руки и обнял.

Жун Лу неподвижно стоял на месте. Она вновь услышала его строгий голос:

— Вам следовало сказать вашему сыну, императору, что ему не подобает делать вам столь дорогой дар в то время, когда империи угрожают войны, бедность и наводнения в срединных провинциях. Вашим долгом было напомнить ему об этом.

При этих словах Цыси повернула к нему голову: на длинных черных ресницах блестели слезы, в глазах застыла печаль.

— Империя! — закричала она. — Одна лишь нищета!

Ее губы задрожали, и она заломила руки.

— Почему ты не скажешь ему сам? — Она не могла сдержать крик. — Ты ему отец…

— Тихо, — прошептал Жун Лу сквозь зубы, — мы говорим об императоре великой империи.

Голова Цыси повисла, и на розово-красный атлас платья упали слезы.

— Что вас беспокоит? — спросил Жун Лу. — У вас есть все, ради чего стоит жить. Чего еще вы можете желать? Есть ли на свете женщина, которая бы стояла выше вас?

Цыси не ответила, и пока он говорил, слезы ее не высыхали.

— Династия продолжается, по крайней мере в течение вашей жизни. Вы вырастили императора, вы дали ему супругу. Он любит ее, и она, будучи молодой и любящей, даст ему наследника.

Цыси подняла голову, глаза горели изумлением.

— Уже?

— Я этого не знаю, — ответил Жун Лу, — но несомненно так и будет, ведь любовь их взаимна.

Он встретил ее взгляд и долго не отводил своих глаз, полных страдания.

— Я случайно видел их несколько дней назад, совсем случайно. Было поздно, я направлялся к большим воротам, чтобы успеть до комендантского часа, и вдруг заметил их около павильона Благоприятных ветров.

— Вблизи от дворца Вдовствующей императрицы, — пробормотала Цыси.

— Двери павильона были открыты, — сказал он, — я невольно посмотрел в ту сторону и увидел их в свете сумерек, они шли как дети, взявшись за руки.

Цыси закусила губу, ее круглый подбородок затрепетал, а на глаза вновь набежали слезы. И в горе лицо ее было прекрасно. Жун Лу не мог сдержать себя.

Он сделал три шага, затем еще два и оказался ближе к ней, чем когда-либо за эти годы.

— Сердце мое, — сказал он так тихо, что никто, другой не смог бы их услышать, — у них есть то, чего лишены мы. Помоги им сохранить это. Направляй их на правильный путь, вложи всю свою силу и власть в этот союз, ибо он основывается на любви.

Больше Цыси не могла вытерпеть. Она укрыла лицо ладонями и разрыдалась.

— Ох, уходи, — причитала она. — Оставь меня, оставь меня одну, я привыкла быть одна!

Она так безутешно рыдала, что он вынужден был подчиниться, иначе евнухи бы полюбопытствовали, почему императрица плачет. Вздохнув, Жун Лу сделал шаг назад, чтобы оставить ее, как она о том умоляла.

Не переставая плакать, она наблюдала за ним сквозь пальцы, и когда увидела, что он уходит, не утешив ее, отбросила руки от лица с такой горячей яростью, что слезы сразу же высохли.

— Полагаю… Полагаю… что ты никого не любишь теперь, кроме своих детей! Сколько у тебя детей с… с…

Жун Лу остановился и сложил руки:

— Ваше высочество, у меня их трое, — сказал он.

— Сыновья? — спросила она.

— У меня нет настоящих сыновей, — сказал он.

На долгий миг встретились их глаза, кричащие о взаимной боли и желании, затем он ушел, и она осталась одна.

Под конец шестого солнечного месяца император Тунчжи принял послов с Запада. Мать императрица, выслушав рассказ Ли Ляньиня, ничего не сказала.

Аудиенция началась в шесть часов, рассказывал евнух, вскоре после восхода солнца, в Павильоне пурпурного света. Император сидел на помосте за низким столом, перекрестив ноги. Он с интересом разглядывал странные белые лица высоких людей, посланников Англии, Франции, России, Голландии и Соединенных Штатов. Все, кроме русских, были одеты в простые темные одежды из шерстяной ткани: ноги обтягивали штаны, а верхнюю часть туловища короткие камзоты, как если бы посланники были простолюдинами, и никто не носил халатов. Каждый посланник вышел вперед и поклонился императору, но не встал на колени и не стукнулся головой об изразцовый пол, и стоя каждый передал принцу Гуну Приветственный адрес для зачитывания вслух. Текст всех адресов был написан на китайском языке, а смысл сводился к приветствию западной страны императору Китая по поводу его восхождения на престол и добрым пожеланиям процветающего мирного правления.

Император должен был ответить всем одинаково. Принц Гун поднялся на возвышение и, прежде чем взять из рук императора заранее подготовленный ответ, с крайней церемонностью упал на колени и склонил голову до полу. Когда принц Гун сошел с возвышения, то подчеркнуто старался перед иностранцами вести

Вы читаете Императрица
Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату