самая красивая пошла первой.
Ей сразу же полюбились эти четыре девушки, которые окружили ее. Такой же девушкой была она, когда пришла жить в дворцовые стены. Она переводила взгляд с одного лица на другое, светлые глаза пристально смотрели на нее с доверием и надеждой, и у нее не хватало решимости ранить кого-либо из них.
— Как я могу выбрать среди вас красавицу? — спросила она. — Вы должны выбрать сами.
Они засмеялись, четыре веселых молодых голоса слились в один.
— Наша почтенная прародительница, — вскричала самая высокая из девушек, наименее красивая, — как вы можете говорить, что не сумеете? Жасмин — самая красивая.
Все повернулись к Жасмин, которая покраснела и покачала головой и закрыла лицо платком.
— Ты самая красивая? — спросила Мать императрица, улыбаясь. Она любила веселиться с юными созданиями.
Жармин опять покачала головой и закрыла лицо уже ладонями, а остальные засмеялись.
— Хорошо, хорошо, — сказала, наконец, Мать императрица. — Убери ладони с лица, дитя мое, чтобы я увидела его сама.
Девушки оттянули руки Жасмин, и императрица изучила ее розовое личико. Лицо ее было не столько робким, сколько озорным. Не казалось оно и чересчур мягким. Напротив, в нем угадывалась смелость, проявлявшаяся в полных изогнутых губах, больших глазах и слегка расширяющихся книзу ноздрях маленького курносого носа. Алутэ была похожа на своего отца, человека изящного лица и сложения, который служил помощником императорского наставника. Такой женщине, как Алутэ, Жасмин составляла полную противоположность. В отличие от стройной изящной Алутэ, высокой для женщины, Жасмин выглядела маленькой и пухленькой. Ее самой большой красотой была кожа без малейшего изъяна, похожая на кожу ребенка и белая словно сметана, если не считать розовеющих щек и красного рта.
Удовлетворенная Мать императрица испытала внезапную перемену настроения. Она махнула платком наложницам, чтобы те удалились, и зевнула, прикрывшись рукой, украшенной драгоценностями.
— Придет день, я пошлю за тобой, — сказала она Жасмин как-то беззаботно, и наложницам ничего не оставалось, как уйти, и их расшитые рукава напоминали яркие крылья.
Теперь нужно было, чтобы главный евнух поинтересовался у служанки Алутэ, в какие дни месяца Алутэ не могла входить в императорскую спальню. До этого перерыва оставалось семь дней, и императрица послала предупредить Жасмин, чтобы та была готова на восьмой день. Она приказала, чтобы платье наложницы было персиково-розового цвета, и запретила ей выбирать духи, так как сама даст ей духи из собственных запасов.
Когда Жасмин пришла, одетая подобающим образом, Мать императрица приняла ее и тщательно оглядела с головы до ног. Прежде всего она приказала убрать дешевые украшения, что были на девушке.
— Принесите мне ту шкатулку из комнаты драгоценностей, что помечена номером тридцать два, — сказала императрица фрейлинам.
Когда шкатулку принесли, она вынула из нее два цветка из рубинов и жемчужин, сделанные в виде пионов, и дала Жасмин, чтобы та закрепила их над ушами. Затем она украсила руки девушки кольцами и браслетами, отчего наложница пришла в неописуемый восторг, не переставала кусать алые губы, а черные глаза ее засветились радостью.
Когда с украшениями было покончено, Мать императрица приказала принести крепкие мускусные духи и велела Жасмин втереть их в ладони, под подбородок, за уши, между грудями и у лона.
— Что же, неплохо, — сказала императрица, когда все было сделано, — пойдем со мной и с моими фрейлинами. Мы идем к моему сыну, императору.
Едва только слова эти слетели у нее с губ, как императрица подумала, почему это она должна идти к императору? Алутэ услышит о ее приходе, ибо несомненно у Алутэ имелись свои шпионы, и придет в покои мужа под предлогом поклониться Матери императрице. Но она не осмелится прийти сюда, в собственный дворец Матери императрицы, не будучи вызванной.
— Стой, — протянула руку императрица. — Поскольку я знаю, что мой сын сегодня один, то я приглашу его сюда. Я прикажу своим поварам приготовить любимые блюда императора.
Мой сын отобедает с нами. Погода прекрасная. Столы пусть установят под деревьями во дворе и пригласят придворных музыкантов, а после того, как мы отобедаем, придворные актеры дадут нам представление.
Она раздавала приказания направо и налево, и евнухи бежали их выполнять.
— А ты, Жасмин, — заключила императрица, — будешь стоять возле меня и смотреть за моей чашкой чая, и будешь молчать, если только я не велю тебе говорить.
— Да, почтенная прародительница, — сказала девушка, потупив живые большие глаза и еще больше раскрасневшись.
Через час или два трубы возвестили о приближении императора, и вскоре его паланкин был внесен на широкий двор, где евнухи уже занимались столами, а музыканты — инструментами.
Мать императрица сидела на небольшом троне, в личном зале аудиенций, и рядом с ней стояла Жасмин, державшая голову опущенной и теребя веер. За ними полукругом стояли фрейлины.
Император вошел, одетый в халат из небесно-голубого атласа, расшитого золотыми драконами, на голове у него была шапочка с кисточками. Он слегка поклонился матери, ибо был императором, и она приняла его приветствие, но не поднялась. А это был уже некий знак, ибо все должны вставать перед императором, и фрейлины переглядывались, любопытствуя, почему же Мать императрица осталась сидеть. Император, однако, казалось, ничего не заметил и сел на небольшой трон справа от матери, а его евнухи и стражники удалились во внешний двор.
— Я слышала, что ты сегодня один, сын мой, — сказал Мать императрица. — Чтобы оградить тебя от меланхолии, пока не вернется супруга, я решила подержать тебя некоторое время у себя. Солнце не слишком жарко, чтобы нам не пообедать под деревьями в саду, а музыканты развлекут нас, пока мы обедаем. Выбери пьесу, сын мой, ибо актеры дадут спектакль для нашего удовольствия. А там уже начнется заход солнца, и один день будет прожит.
Она говорила нежным любящим голосом, ее огромные глаза тепло смотрели на сына, а красивая рука протянулась, чтобы дотронуться до его руки, лежавшей у него на коленях.
Император улыбнулся, но не скрывал удивления, так как в последнее время его мать не была к нему столь добра. Напротив, она много его порицала, и он бы отказался прийти к ней сегодня, но ему не хотелось встречать ее гнев в одиночку. Когда Алутэ была с ним, она придавала ему силы.
— Спасибо, мама, — сказал император, радуясь тому, что она не гневается. — Действительно, я был в одиночестве и уже обдумывал те и другие возможности, как провести день.
Мать императрица обратилась к Жасмин:
— Налей чаю, дитя мое, для твоего повелителя.
При этих словах император поднял голову и уставился на Жасмин, не сводя с нее глаз, он смотрел, с каким утонченным изяществом она взяла у евнуха чашку чая и передала ему обеими руками.
— Что это за девушка? — спросил император, не таясь, как будто девушки и не было рядом.
— Как? — вскричала Мать императрица с притворным удивлением. — Разве ты не узнаешь собственную наложницу? Она одна из тех четырех, что я для тебя выбрала. Возможно ли, что ты до сих пор их не знаешь?
В некотором смятении император покачал головой и улыбнулся снова, на этот раз печально.
— Я не вызывал их. Время еще не пришло…
Мать императрица поджала губы.
— Из вежливости тебе следовало бы вызвать каждую хотя бы по одному разу, — сказала она. — Алутэ не должна быть слишком себялюбивой в то время, как ее младшие сестры понапрасну проводят свою жизнь в ожидании.
Император не ответил. Он поднял чашку и подождал, пока мать не отопьет из своей, а затем выпил сам. Жасмин встала на колени и снова забрала чашку. Сделав это, она подняла глаза к императору, и он посмотрел в ее лицо, такое веселое и живое, такое детское с его цветом молока и розы под мягкими черными волосами, что не смог отвести глаз слишком быстро.
