— А я тебя, — солгал я.

— Твои подвиги — легенда.

— Спасибо, конечно, но я все равно ничего не помню.

— Могу я войти к тебе?

— Конечно, — и я сделал шаг в сторону.

Она вошла в великолепно обставленную комнату, которую сама же для меня и выбрала.

— Когда бы ты хотел пройти свой Лабиринт?

— Чем скорее, тем лучше.

Она наклонила голову, обдумывая мои слова, потом спросила:

— В каком ты был Отражении?

— Очень далеко отсюда, — ответил я, — в месте, которое я научился любить.

— Как странно, что Лорд Амбера сохранил такие чувства.

— Какие чувства?

— Любви, — ответила она.

— Может быть, я избрал неверное слово.

— Сомневаюсь, потому что баллады Корвина всегда затрагивают живые струны в душе.

— Госпожа добра ко мне.

— И права, — добавила она.

— Когда-нибудь я сочиню балладу в твою честь.

— А что ты делал, пока жил в Отражении?

— Насколько я помню, мадам, я был солдатом. Дрался за того, кто мне платил. Кроме того, я сочинял слова и музыку многих популярных песен.

— И то и другое кажется мне вполне естественным.

— Прошу тебя, скажи мне, что будет с моим братом Рэндомом?

— Он женится на моей подданной, девушке по имени Виаль. Она слепа и не имеет поклонников среди наших.

— И ты уверена, что это будет для нее хорошо?

— Таким образом она завоюет себе довольно видное положение, — ответила Мойра, — насмотря на то, что через год он уйдет и больше не вернется. Потому, что бы о нем ни говорили, он все-таки — принц Амбера.

— Что если она полюбит его?

— Неужели такая вещь, как любовь, существует на самом деле?

— Я, например, люблю его как брата.

— В таком случае, впервые в жизни сын Амбера произнес такие слова, и я отношу их за счет твоего политического темперамента.

— Что бы ни было, — сказал я, — тем не менее надо быть твердо уверенным, что для девушки это лучший выход из положения.

— Я все это обдумала и убеждена в правильности своего решения. Она оправится от удара, какой бы силы он ни был, а после его ухода она будет одной из первых дам моего двора.

— Пусть будет по сему, — ответил я, отворачиваясь, потому что неожиданно меня переполнило чувство тоски и печали — за девушку, конечно.

— Ты, Лорд Корвин, единственный принц Амбера, которому я могла бы оказать поддержку, — сказала она мне, — да может быть еще и Бенедикту. О нем ничего не известно уже 22 года, и один Лир знает, где могут лежать его кости. Жаль.

— Я этого не знал. У меня в голове все перепуталось. Пожалуйста, не обращай внимания. Мне будет недоставать Бенедикта, и не дай бог, если он действительно мертв. Он был моим военным наставником и научил владеть всеми видами оружия. Но он был ласков.

— Так же, как и ты, Корвин, — ответила она, беря меня за руку и притягивая к себе.

— Ну, нет, не так, — ответил я и сел на кровать рядом с ней.

Затем она заметила:

— У нас еще много времени, до тех пор, пока подадут обед.

Затем она прильнула ко мне мягким ласковым плечом.

— А когда подадут есть? — спросил я.

— Когда я прикажу, — ответила она и посмотрела мне прямо в глаза.

Так что мне ничего не оставалось делать, как притянуть ее к себе, нащупывая застежку пояса, покрывающего ее мягкий живот. Под поясом было еще мягче, а волосы ее были зелеными.

На этой кровати я подарил ей свою балладу, и губы ее ответили мне без слов.

После того, как мы отобедали, и я научился искусству есть под водой, о котором я расскажу подробнее, если в этом возникет необходимость, мы встали из-за стола, накрытого в высоком мраморном зале, декорированном красными и коричневыми сетями и лесками, и пошли назад по длинному коридору, все вниз и вниз, ниже самого моря по спиральной лестнице, которая светилась и сверкала в окружающей нас абсолютной темноте. Шагов через двадцать мой брат вдруг энергично сказал:

— К черту! — сошел с лестницы и стал плыть рядом с ней.

— Так быстрее, — пояснила Мойра.

— И нам долго идти, — подсказала Дейдра, которая знала об этом, конечно, по Амберу.

Мы сошли с лестницы и поплыли вниз, сквозь темноту, рядом со светящейся лестницей. Прошло десять минут, прежде чем мы достигли дна, но когда наши ноги коснулись пола, то стояли мы на земле и вода совсем не чувствовалась. Несколько небольших факелов в нишах освещали нам путь.

— Почему эта часть океана, являясь дубликатом Амбера, тем не менее так не похожа на то, что мы видели до сих пор? — спросил я.

— Потому что так должно быть, — ответила Дейдра, и ответ ее вызвал во мне раздражение.

Мы стояли в огромной пещере, из которой по всем направлениям уходили туннели. По одному из них мы и пошли. Путь наш был долог, я уже потерял счет времени. Вскоре начались боковые ответвления, с дверями или решетками, прикрывающими выходы. У седьмого по счету такого входа мы остановились. Он был закрыт тяжелой дверью из цельной плиты, обитой металлом, раза в два выше моего роста. Глядя на эту дверь, я припомнил легенды о размерах тритонов. Затем Мойра улыбнулась улыбкой, предназначавшейся для меня одного, вытащила большой ключ из связки, висевшей у нее на поясе, и сунула его в скважину.

Повернуть его, однако, у нее не хватило сил. Возможно, этой дверью давно никто не пользовался.

Рэндом что-то пробурчал и рука его ухватилась за ключ, небрежно отбросив при этом руку Мойры в сторону. Он взялся за ключ правой рукой и повернул.

Раздался щелчок. Затем он толкнул дверь ногой, и мы уставились внутрь комнаты.

Она была размером с залу, и в ней было выложено то, что называлось Лабиринтом. Пол был черный и блестел как стекло. И Лабиринт был на полу.

Он сверкал как холодный огонь, которым и был на самом деле, дрожал и переливался, и вся комната, казалось, меняла очертания в этом свете. От него исходило тонкое ощущение яркой, непреодолимой силы, выложенной одними кривыми, хотя у самого центра было несколько прямых линий. Он напоминал мне те фантастически сложные, непередаваемые узоры, которые иногда машинально рисуешь, водя пером по бумаге, но только в натуральную величину. Я как бы угадывал слова «Начало здесь» с другой его стороны. Сам Лабиринт был примерно сто ярдов в поперечнике в самом узком месте и ярдов сто пятьдесят в длину.

У меня звенело в голове, в висках застучала кровь, потом пришла привычная уже боль. В моем мозгу как бы что-то вспыхнуло. И если я был Принцем Амбера, то где-то в моей крови, в моих нервах, моих генах