Собственность... Собственность... Какой дурак сказал: 'Собственность - это кража'? Маркс? Или Ленин? Нет... Прудон, кажется. Сущий вздор! Человек начинается с собственности. Инстинкт собственника сильнее полового. Вот и Акакий... стал полноценным человеком!.. Когда... когда в нем проснулся собственник?.. Когда он возился в песочнице...

Вот вдруг долговязый мальчишка, намного старше его, уносит его трактор. Он несется, сзади кидается на плечи мальчишки. Оба падают на спину. Акакий, однако, не пищит, а, стиснув зубы, продолжает вырывать игрушку. Наконец, ему это удается. Он торжествует. Но, увидев, что враг повержен, заодно, под сурдинку вырывает у него громадный красно-желтый самосвал (уже чужую игрушку) и, нагруженный, сияющий, бежит по узкой доске, отгораживающей полоску травы от ямы с водой. Одной ногой он скачет по траве, другой - по доске. Балансируя туловищем, он несется ко мне в предвкушении похвалы и восторгов.

Я с улыбкой наблюдаю за ним. Тяжелый самосвал перевешивает и тянет его к яме. Во мне рождается тревога. Я делаю шаг вперед - к сыну... Он плюхается в яму, не издав ни единого звука, не разбрызгав ни капли воды. Я ныряю за ним, в самую глубь... Вода нехотя, как масло, расступается...

Передо мной черный цилиндр, туннель без малейшего огонька. Я касаюсь рукой края - будто провожу по склизкой, заросшей водорослями пещере. Вдруг теряю ощущение собственного тела и с нечеловеческой скоростью несусь по этому колодцу. Акакия нет. В глазах внезапно вспыхивают огненные спирали, они закручиваются в разные стороны. Затем появляется треугольник, исчезает, вновь появляется, но на его вершине уже вращается куб, поставленный на ребро. Наплывает туманное пятно: оно мерцает, меняет очертания, превращается в шар, потом в эллипс, внутри которого вырисовывается лицо благородного, благообразного старца с пронизывающим взглядом и копной седых волос. Он восседает на белом троне, в правой руке у него чаша, в левой - весы. Насупившись, он шевелит густыми бровями, и из его рта вылетают странные звуки: 'Дибиби дибебе казажаж ао каня дивака аиа ия калак в лакак я мама музал вяслвна'.

Я превращаюсь в пушинку, которую бешеные турбулентные потоки засасывают в свой зев. И я бессилен помешать им. Еще мгновение - и я буду уничтожен, смят, втянут в эту громадную турбину, опоясывающую грозного старца. Только на самом краю макушки, я ощущаю, во мне теплится еще жизнь... Какая-то зыбкая, сентиментальная мысль вибрирует и противится этой вращающейся космической мясорубке, выбрасывающей наружу туманно-мучнистые сполохи света. Все - это конец!

- Папа! Папа! Накой делялем!

Я вздрагиваю, сбрасываю сон, подбегаю к кроватке Акакия. (Сын спас меня, выдернул из колодца смерти.) *23

Ополаскиваю руки в кастрюле, щупаю ползунки: он описался. Непонятно, почему, но я абсолютно убежден, что нам снился один и тот же сон. Оба мы оказались в этой яме с водой, только потом каждый из нас двинулся в своем направлении... Что могло там случиться с сыном?!

Я меняю ему штаны, закутываю в одеяло. Он продолжает спать.

Жена приподнимает голову и спросонок бормочет: 'Мне какой-то странный сон снился, что мама на костылях, без обеих ног. Но она это скрывает, делает вид, что ничего не произошло, чтобы нас не огорчать... А у отца отвалилась рука. Ее дверью прищемило - она и отвалилась. Мы понесли ее пришивать, завернули в газету, потом в целлофановый пакет. Но в больнице сказали, что уже пришить нельзя... Мы ее не так хранили, как надо... Ткани омертвели. Надо было держать в морозильнике, тогда бы пришили, а сейчас она уже начала разлагаться... А потом я бегу за мясом. Огромная очередь! Мясник отрезает куски от человека, который на крюке висит... Доходит очередь до меня... Двое передо мной отказались, ждут, когда еще нарубят... от задней части... А мне стало противно, я и говорю: 'Дайте мне лучше курицу!..'