— Гера! — предостерегающе сказал Рувинский, хватая приятеля за рукав. — Не надо, Гер!.. Тут же вокруг люди…

Ставров, тяжело дыша, стиснул край стола.

— Уходите! — сказал он Маю. — И чтобы больше я вас никогда не видел рядом с собой!..

— Подождите, Георгий, — сказал Наблюдатель, тоже вставая. — Вы же не дослушали меня до конца!..

— А я не хочу вас больше слушать! Мне и так уже всё ясно, как вы изволили выразиться!.. Вы действительно нелюди, Наблюдатели! В то время, как мой отец… если, конечно, это действительно мой отец… раненый загибался в грязи, вы, прячась поблизости, снимали его агонию на пленку! Вместо того чтобы оказать ему помощь… Вы утверждаете, что не имеете права вмешиваться в нашу жизнь — что ж, я готов это допустить и понять… Но не помочь своему же товарищу — а для этого не надо было ни стрелять, ни драться, а только эвакуировать его в безопасное место и переправить в свой мир — это у меня в голове не укладывается!..

— Гер, — сказал, то и дело переводивший взгляд со Ставрова на Наблюдателя Рувинский, — а ведь мне понятно, почему они не пошли на это… Сказать? Ведь если бы они решили поступить так, как ты только что сказал, то им пришлось бы переправить в свой мир не только своего человека… то есть, твоего отца… но и этого самого Виктора, а пойти на это, как я подозреваю, они ни при каких обстоятельствах не могли…

— Все равно, — сказал Ставров, — это не может служить оправданием… Наоборот, это только усугубляет их вину и бесчеловечность!.. Потому что я всё могу представить, но только не такие идеалы, ради которых нельзя было бы спасти человека!..

— Что ж, — с горечью сказал Наблюдатель, — я вижу, что ошибался в тебе, Гера…

Я думал, ты умный человек, а оказалось — ты слеп, как дождевой червяк!.. Эмоции ослепляют твой разум, и, поддаваясь сиюминутным чувствам, ты окончательно перестаешь думать. Если бы ты хоть немного напряг свои извилины, то, наверное, сам бы догадался, почему мы не спасли никого из них… Просто мы, Наблюдатели, всегда работаем в одиночку, и наш человек, который сделал эту запись, был там тоже один, и поэтому спасти он мог только кого-то одного… А теперь представь себя на его месте и подумай: кого из этих людей ты бы спас?!..

С этими словами Май круто повернулся и направился к выходу из ресторана. На них уже оглядывались люди, сидевшие за соседними столиками. С некоторым опозданием подлетел официант:

— Какие-нибудь проблемы? Я могу вам помочь?

— Нет, — сказал с отчаянием Ставров, глядя в прямую спину удалявшемуся Наблюдателю. — Никто никому помочь не может…

— Ну, куда теперь? — спросил уныло Рувинский, когда они вышли из Останкинской башни и подошли к турбокару, ждавшему их на стоянке.

Георгий не ответил. Он озабоченно вертел головой, осматриваясь по сторонам.

— Брось, Гера, — сказал архитектор, — если за нами пустили слежку, то ведется она так квалифицированно, что тебе нипочем не углядеть, кто и откуда за нами смотрит… Садись в машину.

Он сел за руль и открыл дверной люк перед Георгием.

На улице быстро сгущались сумерки, и синергетические фонари в виде светящихся столбов, реагируя на недостаточную освещенность, все больше разгорались прохладным голубоватым светом. Это было красивое зрелище.

Ставров сел в машину и только теперь сказал своему спутнику:

— У меня есть идея, Валер. Но для ее осуществления нужны будут деньги.

— Много? — деловито осведомился Рувинский, запуская турбину.

— Не знаю… Сколько стоит сейчас двухместный номер в отеле?

Рувинский пожал плечами.

— Откуда я знаю? Наверное, смотря в каком… Ты предлагаешь нам перебраться в гостиницу?

— А другого выхода нет, — усмехнулся Георгий. — Домой к тебе ехать нельзя, твою загородную резиденцию мы тоже наверняка засветили, а бомжевать на пару не хочется — хватит, хлебнул я уже этого удовольствия по горло!..

Рувинский отпустил тормоза и наклонил ручку управления, выводя машину со стоянки. На ветровом стекле-экране тут же возникла карта города с обозначением «пробок» на дорогах и прогнозом опасных участков.

— Ладно, — сказал он, — попробую снять все свои наличные запасы юмов… хорошо, что я своевременно сделал «заначку» от Ассоциации…

Они выбрались на магистраль, которая мало чем напоминала бывший Проспект Мира.

Только временами то тут, то там, проскакивало что-то знакомое, сохранившееся на протяжении всех этих лет. На месте спорткомплекса, возведенного некогда к Московской олимпиаде, ныне находился гигантский бизнес-модуль. Рувинский приткнул турбокар в свободное местечко на стоянке, наказав Георгию ждать, и ушел в зал, где находились банковские терминалы. Вернулся он быстрее, чем ожидал Ставров, и с очень довольным видом.

— Вот! — сказал он, демонстрируя Георгию тонкую карточку так, как будто можно было невооруженным глазом прочитать ее содержимое. — Живем, Герка!.. Не надумал еще, в какой отель двинем?

— А тут и думать нечего, — сказал Ставров. — Конечно, в «Айсберг»!..

— Почему именно туда? — осведомился Рувинский, осторожно выруливая между турбокарами. — Там же, небось, дерут втридорога, это же «шестизведочник»!.. А что-то подешевле и поскромнее твою широкую натуру не устраивает?

— Нет, не устраивает. И по той простой причине, что в других отелях не может быть того кирпича с гильзой в дырке!..

Рувинский воззрился на своего спутника так, будто тот превратился в воскресшего покойника. Потом вдруг откинул голову назад и оглушительно захохотал.

— Осторожно, — с некоторой досадой посоветовал Ставров. — Ты же все-таки машину ведешь, и не по пустыне, а по городу!..

— Да я не веду ее, а автопилот! — сказал Рувинский и, сняв руку с джойстика управления, красноречиво помахал ею в воздухе. — Ну ты даешь, Гера!.. Ты меня просто убил… без ножа зарезал!..

— Ну уж, — возразил Ставров. — А что я такого сказал?

— Послушай, ты в детстве, наверное, слишком любил сказки, да? Ну, признайся!..

Потому что ничем иным, кроме как печальным следствием твоей исступленной веры в волшебство и чудеса, я твою идею назвать не могу… Даже если отбросить возможность того, что нужный нам кирпич действительно был использован по назначению, а, скажем, не был вывезен прорабом на свою дачу или не разломался на куски от падения из рук пьяного каменщика, и даже если допустить, что гильза в нем осталась в целости и сохранности, а не была выковырнута каким-нибудь зорким и любознательным строителем, то шансы на успех у нас так малы, что их можно разглядеть только в микроскоп!.. Ты хоть представляешь, сколько кирпичей необходимо, чтобы построить пятидесятипятиэтажный отель? И сколько уйдет времени на проверку каждого из этих кирпичей? И как технически это сделать? Да даже — допустим, и пусть Бог меня простит за это допущение! — если мы и найдем тот самый кирпич с начинкой в виде ценнейшей информации, то как мы сумеем добраться до него? Будем долбить стену на глазах у удивленных прохожих и под носом у администрации?!..

Ставров терпеливо сносил все издевательства своего напарника, с преувеличенным интересом разглядывая город через боковое стекло. Потом повернулся и сказал:

— Знаешь, Валерка, я не буду отвечать на все твои вопросы. Тоже мне, заладил:

«как», «как»!.. Как говаривала моя супруга Оля, «как накакаешь — так и съешь», извини за выражение… Но в твоем монологе меня порадовал один момент — то, что ты сказал «у нас» и «мы»!.. А всё остальное — это уже детали, над которыми мы с тобой вместе будем ломать мозги.

— Ты думаешь, стуит? — с сомнением спросил Рувинский.

— Я думаю — да, — серьезно ответил Ставров. — Ради такой информации стуит не только голову