по два метра длиной, полуметровые караси да окуни.

В тайге жил леший, кричала по ночам кикимора, иногда встречался Дрема, но люди жили в мире с нечистью и старались с ней не ссориться. Хорошее было время. Жаль только, что здесь я находился в ссылке без права покинуть этот гостеприимный край. Каждую неделю шел в крупное село, называлось оно Хромое, там жил местный работник НКВД, в ведении которого находилось около сотни ссыльных душ, он отмечал меня в своей толстой тетрадке.

— Зачем?

— Я находился в ссылке, а значит, под его контролем, мне не разрешалось покидать место своего проживания. Вот и был заведен такой порядок, что все ссыльные отмечались у него раз в неделю, доказывая тем самым, что находятся на месте и никуда не сбежали.

— А… — протянула Настя. — Тогда понятно…

По моему мнению, она ничего не поняла. Сергей Сергеевич нахмурился, вспоминая.

— И вот шел к нему на очередную отметку и заблудился, хоть до того дня по этим местам тысячу раз проходил. Куда бы ни шел, не узнаю дорогу — и все! Сделал пару кругов — незнакомы, даже затесы делал, а все равно бесполезно. Вышел на лысую горку, потом на просеку, а уж она меня довела до кордона. Так я оказался здесь…

— И к чему это ты?

— Что все не так просто и однозначно. Я вожу сюда людей не один год, а привел только одного. Кирилл уже много лет пытается пройти на кордон, но дальше черного леса не проходит, хоть дорога ему известна. А почему сюда не пришел ни один местный житель? Во всех небольших городках в округе знают, что в тайге есть какое-то странное место, полное сокровищ, но попасть сюда никто не может. Так что Грига нельзя назвать тупым.

— Он чужой, уедет в свою столицу и забудет о нас.

— Не знаю, дочка, это не нам решать и даже не ему…

— А кому?

— Судьбе. Фатуму. Року. Тому, кто разрешил ему сюда прийти.

— Григ! — Настя вылезла из своей ямы и наклонилась над моей лужей. Вид снизу был, надо сказать, впечатляющий, посмотреть было на что, глаза не мог отвести от двух едва спрятанных полушарий, несмотря на ее укоризненный взгляд. — Ты сюда еще приедешь?

— Ни за что! Я хоть и тупица, но не дурак, за эту неделю мне довелось столько страха испытать, что теперь до конца жизни буду видеть кошмары.

— Вот тебе и ответ, папа! — Она гордо вздернула свой носик, накинула на себя платье, спрятав все самое интересное под ним, завязала волосы узлом и гордо зашагала к дому. — Он просто тупица и кретин, который лезет в каждую дырку, чтобы ему в ней что-нибудь да откусили!

— Ты очень жестко формулируешь, дочка. — Сергей Сергеевич озадаченно посмотрел ей вслед. — Не пойму, чего это она на вас взъелась? Кстати, вылезайте, юноша, на сегодня хватит. Ран на вас имелось немного, а токсины давно вышли.

Вылезать из горячей воды мне было неохота, но послушался, вылез и стал одеваться. В своей одежде почувствовал себя гораздо увереннее и даже засвистел что-то бравурное. То ли во мне еще наркотик твари действовал, то ли просто настроение поднялось оттого, что гормоны взыграли.

— Сейчас позавтракаем и пойдем к месту, где находится артефакт, — произнес профессор, все еще озабоченно глядя в спину Насти. — Как чувствуете себя? Идти сможете?

— Честно?

— Честно!

— Если честно, то надоело мне все до чертиков! Уже тошнит от страха, от этих лесов, речек, луж и тварей, которые в них таятся. Домой хочу, в город, где на улицах могут встретиться лишь бандиты, убийцы, насильники и маньяки — милые ребята, простые, понятные, совсем не страшные. Ну, подумаешь, убьют, зарежут, ограбят. Здесь же тебя сожрут, обглодают все косточки, а то и их разгрызут и выплюнут!!!

— Да, да… — рассеянно покивал Сергей Сергеевич. — Бандиты, маньяки — это, конечно, замечательно. И все-таки какая муха ее укусила? Давно такой раздраженной не видел. Вы точно с ней не разговаривали, Григ? Может, все-таки сказали какую-нибудь глупость или пробовали ухаживать?

— Не пробовал, просто не успел…

— И не советую, она этого не любит. Кстати, моя дочь является мастером по какой-то очень специфичной борьбе, так что переломает вас всего, если захочет. Отмокать потом в лечебной грязи придется часа три. Может, все-таки говорили что-нибудь?

— Когда бы я успел? Вчера так вымотался, что после еды ушел в свою комнату, лег и сразу заснул, даже душ принять сил не осталось. А сегодня утром встал и сразу пошел на речку купаться…

— Если вы не могли с ней разговаривать, тогда отчего она на вас, юноша, взъелась?

— Не знаю, все женщины такие: их никогда не поймешь, то у них солнышко светит, то неизвестно откуда тучи налетели, угадать невозможно, что будет через пять минут. А что у Насти на ноге привязано? — задал я тот вопрос, ответ на который меня давно интересовал. — Еще на речке пытался рассмотреть, да не получилось.

— В ее мире женщина сама выбирает себе любимого, а значит, должна уметь за себя постоять, — рассеянно ответил профессор, продолжая что-то обдумывать. — Поэтому каждая достигшая совершеннолетия девушка, а оно наступает у них с первыми месячными, носит на ноге нож в ножнах. Он очень острый, привязан ремнем, и все особи женского пола с ним никогда не разлучаются, даже спят с ним. Только после замужества они его снимают, так как обязанность по защите ее женской чести переходит к мужу.

— Нож?!

— Оружие сделано из особого, очень прочного металла, который режет даже камень. Называется крикс. Так что если вам, юноша, Настя понравилась, будьте осторожны в своих словах и действиях. Смерть мужчины от ножа женщины в том мире считается естественной, как средство защиты рода от неудачного генотипа.

— Что?! — Меня это даже не удивило, а напугало до смерти. Такое ни в одном кошмаре не приснится. Девушка режет мужчину, а никто на это внимания не обращает, потому что это лишь инструмент естественного отбора! — Разве такое возможно?

— А что вас удивляет, юноша? Если мужчина не смог понравиться девушке и решил, что может взять ее силой, то он ущербен, данный генотип не может быть использован для продолжения рода, а значит, его смерть необходима всему племени…

Мы пошли к дому. Не спеша. Я все еще не мог прийти в себя от лечения, поэтому едва двигал ногами. Тело у меня пришло в норму, а вот мозг явно не успевал за всей этой кутерьмой. Внутри черепа таилась жуткая пустота, в которой бродили бессвязные мысли. А еще там прятался страх. Когда он проявлялся, то руки начинали дрожать, а редкие волосики на руках вставали дыбом.

Настя?

Мне совсем не хотелось встречаться с местными женщинами после объяснений профессора. Как разговаривать с девушкой, если у нее на ноге закреплен нож, которым она всегда может воспользоваться в качестве решающего аргумента? А закон здесь прост: дал убить себя женщине, значит, так и надо — естественный отбор.

Если бы такое оружие имелось у Ирки, она бы точно меня зарезала: ее многое во мне приводило в бешенство, а когда моя обувь оказывалась рядом с ее всегда чистыми сапогами, то и без ножа была готова растерзать.

В этих местах женщины такие же опасные, как и звери. Лучше с ними дел никаких не иметь. Укротить гормоны и смотреть мимо. А вдруг Настя решит, что мой взгляд — форма приставания? Тогда мне точно не жить. Я вспомнил, как пялился на ее полуобнаженную грудь, и мне стало трудно дышать. Точно, смотрел так, что меня надо было прирезать. Как она не зарезала до сих пор, не понимаю…

В доме мы сразу прошли на кухню, там профессор достал из серого куба непонятные черные бруски и поставил на стол.

Еда как еда, чем-то похожа на черный хлеб, какие-то травки определенно в нем имелись, хоть конечно, консистенция была другой, более плотной. Запивали напитком из высоких сосудов со специально