– Ну, для меня ты всегда – моя любимая племянница.

– А для остальных?

– И для остальных – тоже моя любимая племянница, – дядя Коля улыбнулся. – Сама понимаешь, сегодня это дорогого стоит.

Ну да, племянница самого начода Петрова, фактического руководителя Учреждения, который наладил отношения с мертвыми, разрешил трансграничную торговлю и облегчил пересечение Границы.

В дверях школы Марина нагоняет Лёвину маму.

– Шурка сегодня прямо красавица! – говорит она.

– Ну, такой важный день, – рассеянно отвечает Софья Марковна, нервно озираясь.

– Не волнуйтесь, – Марина берет ее за руку. – Все будет хорошо.

В актовом зале они садятся рядом. Извиняясь перед другими родителями, Марина занимает еще одно место. Рыба произносит торжественную речь, упоминает «нелегкое время, в которое вам выпало выйти во взрослую жизнь», а потом выпускники один за другим поднимаются на сцену.

На словах «Дипломом награждается… Александра Столповская!» Марина слышит сбоку восторженное «вау!» и громкие хлопки. Повернувшись, видит радостно аплодирующего Лёву.

– Успел все-таки, – говорит Софья Марковна. – Как всегда, в последний момент.

Марина, улыбаясь, качает головой. Она тоже никак не может привыкнуть к Лёвиным внезапным появлениям. Так и не научилась улавливать момент перехода: моргнешь – и он уже тут.

Или наоборот: поцелуешься на прощанье, и тут же – хлоп! – и никого. Каждый раз потом – такой сосущий холодок в животе, будто в последний раз виделись. Могла бы уже привыкнуть – а все никак.

Лёва протягивает в окошечко рубль:

– Одну порцию бананового и одну фисташкового.

Продавщица поддевает круглой ложкой яркую массу и ловко вбивает шарик в вафельный рожок. Забрав десять копеек сдачи, Лёва возвращается к Марине с двумя порциями италийского мороженого.

– Помнишь, – говорит Марина, – как мы ели мертвое мороженое в Главном парке?

– Конечно, – смеется Лёва. – Но здесь его как-то проще покупать. Нам в Заграничье вечно не до мороженого было: мы то кого-то спасали, то Орлока убивали в очередной раз.

Марина улыбается в ответ. Все-таки приятно знать, что Орлок Алурин исчез навсегда.

Из метро выходят Ника с Гошей, Марина им машет.

– Ну, как Шуркин выпускной? – спрашивает Гоша. – Как там школа?

– Нормально школа, – отвечает Лёва. – Почти не изменилась.

– Ничего, – говорит Ника, – еще через полгода к ней пристроят какой-нибудь ларек и будут что-нибудь продавать.

Марина смеется. В последнее время ларьки с мертвыми товарами появляются в самых неожиданных местах. Иногда в них можно купить такое, чего Марина не видела ни по эту, ни по ту сторону Границы, – зато в обычных магазинах товаров все меньше. Говорят, их задешево скупают коммерсанты типа Ступиной и продают в Заграничье за мертвые деньги.

– А я вот только сегодня в школе узнал, что Павел Васильевич ушел в прошлом году, – говорит Лёва.

– Он болел долго, – отвечает Гоша. – Мы хотели с Никой к нему прийти, но врачи уже никого не пускали.

– Может, и хорошо, что его уже нет, – говорит Марина. – Ему бы не понравилось сейчас. Он ведь все-таки с мертвыми воевал, защищал Границу – а мы ее открываем все шире и шире…

– Может, и не понравилось бы, – говорит Ника, – но вот за тебя и Лёву он бы точно порадовался.

– Это правда, – говорит Лёва. – Он нас всех любил.

– А если бы не эти… перемены, – говорит Гоша, – вы бы по-прежнему виделись только на Станции.

Это да. Марина до сих пор с дрожью вспоминает те месяцы, когда они с Левой встречались только в стационарных областях Межграничья. Хорошо еще, что она легко доставала пластырь – у дяди Коли, а потом у Тимофея Фармера, в НСИ ТГП, Институте Трансграничного Перехода, созданном в рамках глобальной «перестройки Границ», затеянной Учреждением. Интенсификация трансграничной торговли, как и предсказывал Вольфин, ослабила Границу до такой степени, что несколько месяцев назад Лёва смог покидать Межграничье – сперва на несколько минут, потом на полчаса, час, два…

Сегодня Лёва здесь уже несколько часов – и ничего, нормально, идет рядом, ест фисташковое мороженое, никуда не исчезает.

Со своим банановым Марина уже разделалась и теперь с хрустом доедает рожок.

Всякий раз жалко, когда мороженое кончается.

От метро они поднимаются на обзорную площадку Голубиных гор. Сегодня там полно народу: погода отличная, да еще и выпускной в школах. Яркое солнце в синем небе, июньская свежесть зеленых листьев, тут и там – счастливые парочки.

Как все-таки хорошо смотреть на влюбленных, когда Лёва рядом! А то ведь было… вон, полгода назад встретила Майю и Вольфина, увидела, как они целуются, и страшно разозлилась. Мол, как же так! Майя ведь говорила, что любит Лёву, а сама! Марине потом самой смешно стало: зачем ей влюбленная в Лёву Майя? Пусть гуляет с Вольфиным, они такие трогательные вместе: Майя низенькая и круглая, а Вольфин – худой и длинный.

Рассказала потом Лёве, он тоже посмеялся. Ну и порадовался за них, конечно.

Гоша рассказывает смешную (как ему кажется) историю про экзамен, который сдавал на прошлой неделе. Забавно: из них четверых один Гоша закончит институт – если, конечно, к осени Граница не ослабнет настолько, чтобы Лёва смог вернуться на матмех. Впрочем, сам Лёва говорит, что ему отлично подходит метод Вольфина – не ходить на лекцию, а прочитать в книге.

Марина слушает Гошу вполуха, а сама рассматривает прохожих. Вроде бы люди одеты по-другому. Во всяком случае, мертвых вещей явно больше. А какой скандал закатила Рыба в седьмом классе, когда Марина пришла в школу в мертвых джинсах! Сейчас, наверное, Рыба уже так не вопит. Точнее, вопит так же, но на другие темы.

Как все меняется, думает Марина. Похоже, мир, который мы знали, подходит к концу. И, кажется, мы все приложили к этому руку. А ведь мне всегда нравилось, как мы жили, я никогда не хотела изменить мир или разрушить Границу… я ведь не Ника.

Интересно, Ника-то довольна тем, что получилось? Все как-то недосуг спросить.

Гоша досказал историю, все вежливо смеются. Марина смотрит на Нику и решается:

– Ника, я давно хотела спросить… ты вот много лет хотела уничтожить Границу, а теперь ее почти не осталось. Ты счастлива?

– Ну, брахо Ивана отпустили – это, конечно, здорово, – отвечает Ника. – А что до Границы – так, во-первых, она еще вполне есть, а во-вторых, я вот думаю, что, наверное, хотела уничтожить не Границу, а ложь. Но лжи и сейчас хватает, в том же «Аллигаторе» и даже в «Молодости».

– И в «Молодости»? – с притворным ужасом переспрашивает Гоша.

– В «Молодости», в «Молодости», – отвечает Ника. – Мы тут на днях как раз с Васей Портниковым придумывали настоящий молодежный журнал. Писать веселым современным языком, о реальной жизни, без Гирша, без кураторов из Учреждения… мы это всё в шутку, конечно.

– А чего в шутку? – говорит Гоша. – Возьмите и сделайте. Лжи будет меньше.

– Ну, не знаю… – задумчиво отвечает Ника.

– А я в последнее время тоже про ложь много понял, – говорит Лёва. – Вот смотрите: система описания мира, в которой мы выросли, с самого начала была неполной. Были вещи, которые нельзя