Сегодня она чувствовала себя лучше, чем вчера — то лихорадочное состояние, бывшее с ней на балу, лишь иногда напоминало о себе в виде лёгонького озноба. Снова пришло на память предостерегающее видение: мачеха, которая ласково улыбается и подаёт ей какое-то зелье…
Анна не выдержала и позвонила горничной; когда появилась Люба, ей было велено подать завтрак сюда, в спальню, и сказать всем домашним, что она, Анна, скверно себя чувствует и никого не желает видеть, за исключением доктора Рихтера.
— И ещё, Люба, — твёрдо добавила Анна, — если Катерина Фёдоровна сама пожелает что-нибудь приготовить для меня, что бы то ни было — ты непременно меня предупредишь! Слышишь? Даже если это будет обычный чай!
Любаша слегка удивилась.
— Ведь она, почитай, как сюда перебралась, и в кухню-то ни разу носа не казала. Сегодня вот что-то вдруг решила позавтракать вместе с графом, а потом к Елене Алексеевне пошла…
— Да не желаю я слышать, чем она там занимается, — с досадой перебила Анна. — Просто: не хочу ничего есть или пить из её рук!
— Хорошо, как изволите, барышня. Да я вам всегда сама и кофей и чай подаю, а Катерина-то Фёдоровна к ним и не притрагивается…
Люба удалилась на кухню; Анна же устало вздохнула. Сколько можно жить, как будто в осаде? Опасаться козней мачехи, ярости мужа, неприязни Елены! Да, вчера Элен вступилась за неё, но Анна понимала, что сестра защищала не её лично — она пыталась не допустить своего драгоценного Владимира совершить нехороший поступок. И беспокоилась исключительно о нём.
Анна вышла в будуар, что являлся одновременно и её рабочим кабинетом: здесь были нежно-голубые обои, стояло трюмо из розового дерева, несколько мольбертов, стулья и пуфы расставлены в беспорядке, а камин загораживал экран, собственноручно расписанный хозяйкой. На трюмо лежали альбомы с набросками и этюдами. Стены Анна тоже украсила по своему вкусу: она задрапировала их разноцветными тканями, что придало будуару сходство с восточным шатром. И всего лишь одна картина получила право красоваться посреди этого великолепия: портрет её маменьки, Алтын Азаматовны. Никаких других изображений видеть у себя в будуаре Анна не хотела.
Но сейчас она не смотрела на портрет — она и без того помнила его до малейшей чёрточки. Анна уже привыкла и не удивлялась, когда её рукою будто бы начинал водить кто-то другой — и она рисовала, сама не зная, кого и не ведая, откуда эти сюжеты взялись у неё в голове.
Весна, солнце, цветущие луга, сочно-зелёная трава, венки из сияющих одуванчиков. Несколько парней и девушек идут вместе и поют, они молоды и счастливы… Или нет? Вот одна из девушек с огненно-рыжей косой, высокая, красивая — вернее, была бы красивой, если бы её лицо не искажали ревность и злость — сверлит взглядом идущую впереди парочку. Там светловолосый, сероглазый паренёк в опрятной рубахе протягивает букетик полевых цветов своей спутнице, да так, будто дарит ей собственное сердце… Та же застенчиво поглядывает на юношу; у неё пышные густые чёрные волосы, но Анна не видит её лица и не знает, каким оно может быть. Вероятно, она красавица — иначе паренёк не смотрел бы так восхищённо, а подруга — столь завистливо…
Дверь за спиной отворилась; Анна едва не вскрикнула от неожиданности.
— Ну, что тебе? — бросила она Любе. — Я же сказала, чтобы никого, кроме доктора Рихтера…
— Да то-то и оно, барышня, что как раз доктор и изволили пожаловать. А с ним ещё какой-то господин — очень о вашем здоровье беспокоился да сказал, мол, вещицу какую-то на балу позабыли. Изволите принять?
— Какой господин? — удивилась Анна, не отрываясь от картины.
— Важный господин, доктор его князем называл, а имя, барышня, хоть убей, не припомню — длинное, сложное.
Ноги у Анны едва не подкосились.
— Проводи их в гостиную, скажи Марфе подать кофею — а сама поскорее возвращайся и помоги мне одеться.
* * *
Облачившись с помощью Любы в скромное домашнее платье и аккуратно заколов косы на затылке, Анна уже направилась было к лестнице, но тут же остановилась. Ведь этот визит — хороший способ убедить князя Полоцкого, что её вчерашние странные слова про детей — всего лишь следствие болезни. Надо дать ему своими глазами увидеть её в роли нормальной, заботливой матери и хозяйки.
Анна зашла в детскую — там находилась близнецы вместе со своей иностранной няней Эрной. Хорошо, что им пока не пора было укладываться на дневной сон. Анна взяла на руки крошечную племянницу Лилечку — с девочкой у неё как-то сразу установились близкие и доверительные отношения, та весьма охотно общалась с ней. А вот второй малыш, Александр, Анну отчего-то не жаловал; впрочем, Елена обожала мальчика и почти всегда занималась им сама.
Анна объявила Эрне, что, так как дождь не позволит сегодня вынести детей в палисадник или пойти гулять на улицу, то можно поиграть с ними в гостиной. Она велела няне взять маленького Александра и следовать за ней; полнотелая, добродушная немка если и удивилась, то виду не подала — мало ли какие у этих русских причуды!
* * *
Доктор Рихтер вскочил навстречу Анне с детьми, следом за ним встал и князь Полоцкий. Сейчас, при дневном свете, хотя и не особенно ярком, лицо Вацлава Брониславовича показалось ей ещё более бледным и худым, с угольно-чёрными, точно прочерченными тушью, полосками бровей и странно светлыми глазами. «А что, если его нарисовать? — отстранённо подумала Анна. — Такой живописный облик! Тёмные кудри до плеч, тонкий нос с горбинкой, а ярко-голубые глаза можно сделать светящимися, как тогда ночью…»
Она спохватилась, когда поняла, что доктор что-то спрашивал— в то время, как она стояла, точно монумент, и мечтала, как нарисует князя Полоцкого.
— Простите, Густав Иоганович?
— Я сказал, вы выглядите сегодня гораздо лучше, Аннушка, дорогая моя, — пробасил доктор. — Рад видеть, что вы уже на ногах. Лихорадки с утра не было?
— Кажется, нет… То есть, я уверена, уже нет, — с запинкой ответила Анна. — Благодарю, что навестили…
— Анет, а где же дети?.. — в гостиную влетела Елена, за появилась ней Катерина Фёдоровна. — О, прошу прощения, не знала, что у тебя гости. Рада вас видеть, доктор!
— Как поживаете, Еленушка, милая? — проговорил доктор Рихтер, попутно улыбаясь Катерине Фёдоровне, однако обе дамы с куда большим вниманием разглядывали князя Полоцкого, который при их появлении встал и изящно поклонился.
— Позвольте представить вам князя Полоцкого, — произнесла Анна, переводя взгляд с мачехи и Элен на князя. — Вы были так добры, Вацлав Брониславович, что решились
