– Поэтому вы так привязались к Марии Агнессе?

– Вполне возможно. Ваша дочь – чудо, впрочем, вы ведь и сами могли в этом убедиться…

– Это да. Впрочем, у нас не было времени пообщаться, как следует. Я не принадлежу себе. Иногда мне кажется, что я имею свободы не намного больше, чем гребец прикованный к веслу на галере.

– Ну-ну, – губы Клары Марии скривились в лёгкой усмешке. – Где-то я это уже слышала. Впрочем, хватит о делах. Соблаговолите кликнуть моих слуг, мне надо отдать распоряжения о размещении Вас и Вашей свиты.

– А вот это очень кстати, – кивнул я. – Нам нужно привести себя в порядок, чтобы произвести должное впечатление на участников съезда.

На следующий день, после небольшого отдыха, мы выступили в Брауншвейг, благо до него от Вольфенбюттеля не более двадцати верст, а по распоряжению матушки нам дали свежих лошадей из герцогских конюшен. В общем, до города мы добрались довольно быстро, немало озадачив своим видом и количеством городскую стражу.

– Кто вы такие? – настороженно поинтересовался из-под шлема, командовавший ею капрал.

– Князь-епископ Шверина пожелал посетить съезд, – важно объявил ему с козел кучер Ульриха Датского.

– Что-то свита у вашего епископа великовата, – хмыкнул тот, окидывая взглядом следующую за каретой кавалькаду из моих рынд и ратников Михальского. – А эти кто, поляки?

– Тебе, не всё ли равно? – огрызнулся тот.

– Вы что-то имеете против поляков? – спросил я, выезжая вперед.

– Ничего, Ваша Милость, кроме того, что они паписты и еретики, – пожал плечами старый служака. – Хотя с этим съездом, в наш город кто только не приехал. Прямо как на Ноевом ковчеге – всякой твари по паре! Теперь вот ещё и пшеки. Ладно уж, проезжайте.

– Вот холера! – выругался Корнилий, приняв замечание капрала на свой счет, после чего махнул рукой своим нукерам, дескать, поехали.

Съезд проходил в самом центре Брауншвейга, в бывшем герцогском замке «Данкарвароде», помнившем ещё легендарного герцога Генриха Льва. Когда-то это была по-настоящему укрепленная цитадель, но за время, но за время прошедшее с освобождения стены и башни успели обветшать, а кое-где и разрушиться, утратив таким образом всякое военное значение. Примерно шесть лет назад городские власти стали перестраивать герцогский дворец в стиле ренессанс, но, судя по всему, закончится эта работа ещё не скоро.

Тем не менее, убранство помещений, отведенных для съезда, пребывало в достаточно пристойном виде. Очевидно, что о нём новые хозяева всё-таки заботились, что совершенно не мешало моему благородному отчиму и его братцу Юлию Эрнсту смотреть на окружающую обстановку как на свою собственность, лишь по какому-то недоразумению, принадлежащую кому-то ещё.

Помещение для заседаний, судя по всему, прежде было тронным залом. Сейчас, разумеется, никакого трона нет, а делегаты рассажены согласно своему рангу. Для герцогов и князей стоят кресла, остальные довольствуются скамьями, причем для нобилей они обиты темно-красным бархатом, а вот представители городов мостят свои зады на голые доски.

Центр занимает представитель императора – граф Хотек. Рядом с ним в лиловой сутане с важным видом сидит архиепископ Фердинанд Баварский. Довольно представительный мужчина с умным лицом. Судя по рассказам Ульриха, человек он волевой и решительный. Прежний епископ Гильдейгейма не отличался излишней набожностью и даже нажил с некоей Гертрудой фон Плеттенберг двоих детей. Стоит ли удивляться, что клир был под стать своему пастырю? Заняв кафедру, Фердинанд взялся за наведение порядка, лишил сана всех священников имевших любовниц, пресек злоупотребления местной администрации и вообще навел порядок.

Помимо всех прочих титулов, он – архиепископ Кёльнский и, следовательно, член коллегии курфюрстов Священной Римской Империи. В принципе, именно у него самое высокое положение уз присутствующих. Кроме меня, разумеется.

По правую руку от него расположились «соглашатели». Так я про себя называю протестантских князей – сторонников императора. В их числе и мой отчим со своим братом. Чуть поодаль жмутся представители имперских городов. Вся эта публика желает одного, чтобы их не трогали и потому готовы на любые уступки.

Слева стройными рядами держатся «датчане». Иными словами, сторонники датского короля. В принципе, большинство из них действительно представители Ольденбургского дома. Шлезвиг-Гольштейн-Гогторп – Глюкштад… прости Господи, язык сломаешь! Вот эти никаких уступок не хотят, но к войне так же не готовы. Но это уже решать королю Кристиану, а не им.

Наше крайне эффектное появление сломало сложившийся консенсус напрочь. До сих пор представитель Мекленбурга, мой старый знакомый барон фон Радлов, согласно полученным от герцогини Софии инструкциям сидел ровно и не высовывался, так что все и думать забыли интересоваться позицией Никлотингов. И тут вхожу я – весь в белом!

То есть, конечно, ничего белого на мне не было, напротив, Моё Величество одето, подчеркнуто скромно, в рейтарский мундир. Из украшений только две орденские цепи на груди. Датский орден Слона и шведский Меча. Что, в принципе, достаточно, ибо ордена эти легко узнаваемы и известен только один человек, имеющий право носить их оба. Я – Великий герцог Мекленбурга Иоганн Альбрехт III.

В зале повисла напряженная тишина. Произносивший речь, герцог Август Саксен Лауэнбургский замолчал на полуслове. Присутствующие, ошарашено уставились на моих рынд с черных кафтанах с вышитыми золотом двуглавыми орлами на груди. На меня, на разодетого в пух и прах Ульрика и знакомого многим по прежним посольствам дьяка Рюмина в долгополой ферязи.

Клим вышел вперед и нараспев начал читать мой титул по-немецки: – Великий государь, царь и великий князь всея Руси…

«Вот тебя тут и не хватало» – читалось на лицах присутствующих, но вбитая в немцев на генном уровне склонность к порядку сыграла свою роль и делегаты начали вставать. Первыми подскочили представители городов, за ними последовали мелкие князьки, затем, приосанившись, встали герцоги и, наконец, остался сидеть только Фердинанд Баварский.

– Сидите-сидите, Ваше Преосвященство, – помахал я ему рукой. – Вам, вероятно, трудно вставать в Ваши лета. Что же касается остальных, то Мы рады приветствовать Вас!

С этими словами, я приложил два пальца к полям своей шляпы, после чего с нахальным видом уселся в поданное мне кресло и милостиво кивнул делегатам, дескать, что стоите? Пока те ошарашено рассаживались, Ульрих Датский плюхнулся в соседнее кресло и с победным видом оглядел своих голштинских родственников. Вообще, Шверинский епископ рассказал мне кучу подробностей обо всех присутствующих. Причем, если матушка делала упор на деловых и личных качествах владетелей Нижне-Саксонских земель, то кузен поведал обо всех сплетнях за последние пятнадцать лет. В принципе, тоже информация.

– Прошу прощения, Ваша Светлость, – обратился я к герцогу Августу. – Я невольно прервал Вас, но прошу продолжать. Вы, кажется, толковали о необходимости преемственности и стабильности?

– Гхм, – закашлялся тот, – Именно так, Ваше… гм, Королевское… то есть Царское… Величество.

– Я так понимаю, вы сейчас о Фридрихе Пфальцском, которого беззаконно пытаются лишить его земель и титула