Красивый жест, который на практике воспринимался как необходимость. Посреди космоса выживание малой группы людей строится на взаимной поддержке, образующей необходимый слой смазки в тонко настроенном хрупком часовом механизме. Радэк знал это, но ключевым фактором в принятии решения об уступке стали ее волосы, мытье которых занимало невероятные объемы времени.
Эмиль встал напротив Радэка, подперев спиной переборку, и их взгляды, подчинившись искусственной гравитации, медленно опустились на палубу. Уши заложило гелем и неловким молчанием, и в головы традиционно не приходило ни одной темы для светской беседы, чтобы слегка растворить не спеша тянущееся время и густую атмосферу, мешающую расправить грудную клетку. Звук льющейся воды и шумно всасываемого ноздрями воздуха отдавались от стен легкой металлической акустикой, мягкий свет разливался по отсеку, расщепляя тени на элементарные частицы, обстановка была привычной, но что-то было не так. Радэк поднял взгляд, пытаясь произвести экспресс-настройку своих органов чувств, и развернул голову, вылавливая теряющиеся в привычных шумах звуки. Эмиль посмотрел на него и прочитал на его лице беспокойство. Они посмотрели друг на друга, словно обмениваясь мыслями телепатически, и почувствовали прилив бодрости, подпитываемой подсознательной тревогой.
Эмиль резко повернул голову в сторону криостазовых капсул, и его челюсть растерянно отвисла. Радэк смог заметить, как его зрачки стали похожи на два черных блюдца, и попытался уловить направление его взгляда.
В его голове начал просыпаться школьный курс алгебры. Вильма с Ленаром занимали две душевых кабинки, следовательно их было двое. Радэк с Эмилем стояли у входа в душевую, захлебываясь беспокойством неустановленной природы — их тоже было двое. Если к двум прибавить два, то получится четыре. А экипаж состоял из пятерых. Кого не хватает?
На Радэка накатила ледяная волна ужаса, когда он разглядел в одной из криокапсул Андрея, расслабленно лежащего в объятиях остаточного геля, со слегка скошенной головой, впалым животом и безвольно растекшимися по черепу мышцами лица. Он был до такой степени неподвижен, что окружающие его предметы словно заразились его примером: ни один индикатор на терминале не смел мигнуть, ни один пиксель на экране биомонитора не смел поменять цвет, провода с катетерами свисали из открытых капсул, словно хищные змеи, затаившиеся в засаде, даже молекулы воздуха словно прекратили Броуновское движение. Весь криостазовый отсек застыл в мертвой экспозиции, превратившись в жуткую фотографию с эффектом зловещей долины. Следующая волна ужаса, накатившая на двух техников, заставила их сердца ненадолго остановиться, когда они вдруг осознали, что пока они просыпались, собирались с мыслями, помогали Вильме и стояли в очереди в душевую, их товарищ по команде беспомощно доживал свои последние мгновения.
— И как давно это произошло? — поинтересовался Петре.
— Семь лет назад, — ответила Ирма за Радэка. — Андрей был моим предшественником, и именно из-за его гибели меня назначили на этот корабль.
— Так где же он погиб? На подлете к Эридису или на середине пути?
— А вот это очень любопытный вопрос, над которым поначалу было интересно подумать, — без интереса произнес Радэк. — Его жизненные функции прекратились на середине пути, но момент, когда мозг уже невозможно было вернуть к жизни, настал в конце этого пути, примерно через пять минут после разморозки. Мы решили, что эти пять минут ничего не значили, и шансов спасти его у нас не было.
— Так что же пошло не так?
— Именно Андрей в тот раз всех укладывал, — вновь вмешалась Ирма в рассказ. — Он совершил какую-то ошибку в настройке своего криостата, и при разморозке не был реанимирован.
— Не понимаю, — растерянно покачал Петре головой. — Если он стал жертвой собственной ошибки, почему же тогда Вильма винит Ленара в его гибели?
— Я не знаю.
Радэк знал, но не мог сказать. Раньше не мог. Теперь запретная тема казалась не такой запретной, и он озабоченно вздохнул, бросив на Ленара полный душевной усталости взгляд. Он спрашивал разрешения. Ленар в ответ лишь молча пожал плечами. На его языке это могло обозначать только «мне уже наплевать». Сойдет за разрешение.
— Потому что это ложь, — выпалил он и встретился с удивлением, в котором лицо Ирмы пережило некоторые метаморфозы. — Да, Ирма, мы все это время лгали тебе, и никакой ошибки не было.
— Я… — нервно заикнулась она, растерянно посмотрев на Ленара. — Я теперь уже совсем ничего не понимаю.
— Андрей не совершал никакой ошибки. Он все сделал так, как и задумывал. Саботировал работу собственного криостата, чтобы уснуть и больше никогда не проснуться.
— Значит, это был суицид? — уточнил Петре.
— Почти, — поморщился Радэк в сомнениях. — Чтобы вам проще было понять все обстоятельства того события, я должен рассказать вам то, что о покойных рассказывать не принято. Андрей был сущим засранцем.
— Радэк, — прервал его Ленар открытой ладонью. — Не надо так. Ты сейчас выражаешься излишне прямо.
— В общем, он был полной противоположностью Ирмы, — смягчился Радэк в выражениях. — Он не уважал устав, инструкции, кодекс поведения и очень часто был в эпицентре конфликтов. Он запросто мог нарушить прямой приказ, и его бы давно погнали из коммерческого флота, если бы он не был первоклассным специалистом. Самое отвратительное в нем было то, что каждый раз, когда он начинал выступать против остального экипажа, он в результате оказывался прав.
— Радэк, — прервала его Ирма. — Это, вообще-то, обидно звучит.
— Прости, я не то имел ввиду. Просто мы не любили Андрея и порой хотели от него избавиться.
— Так это вы его довели?
— Нет, конечно! — возмутился Радэк. — Он бы сам кого угодно довел.
— Так в чем же было дело?
— Когда мы прибыли в космопорт Эридиса, его тело забрали для изучения, а нас всех допрашивали два дня подряд с перерывами на сон и еду, — погрузился техник в неприятные воспоминания. — Через два дня была установлена точная причина смерти, и расследование закончилось. Андрей страдал от редкой формы криостазовой болезни, и это она стала истинной причиной
