Миссис Чандлер наклонилась ко мне и взяла мою руку в свои.
— Я не говорю о любви, ее трудно ожидать, когда мужчина его возраста берет в жены девушку, которая выглядит, как вы. Нет, я говорю о доверии, это другое. Казалось, он больше не станет доверять женщине — но он поверил. Я видела, как он смотрит на вас. Он доверяет вам, моя леди, целиком и полностью, — она ласково пожала мою руку, затем встала и сказала: — А теперь вам пора идти домой. Я знаю, что вы — деловая женщина, но вы носите ребенка, вам нужно беречь себя.
По пути домой я думала о словах миссис Чандлер, а вернувшись, сразу же села писать свое еженедельное письмо, хотя и чувствовала себя усталой.
Утром я послала его, а через два дня написала снова — плод зашевелился, и мне захотелось немедленно сообщить об этом Лео. Я ехала на машине из села вдоль подножия Взгорья, когда почувствовала это безошибочное шевеление. Я остановила машину у края дороги, подождала и снова ощутила его — чудо новой жизни. Я заплакала от счастья — и от печали, потому что рядом не было Лео, чтобы разделить со мной это счастье. Я написала ему сразу же, как приехала домой.
Он быстро прислал в ответ: «Надеюсь, что ты бережешь себя. Я беспокоюсь о тебе, зная из писем Селби, сколько ты работаешь. Женщина, ждущая ребенка, не должна возиться с правительственными распоряжениями и приказами о вспашке, а должна хорошо питаться и не волноваться».
Но что еще я могла сделать, пока наши солдаты сражались? Мы захватили Иерусалим у турок, но у русских произошла еще одна революция — они заключили мир с Германией и перестали быть нашими союзниками. Мы очень надеялись, что в ноябре церковные колокола зазвонят в честь победы у Камбре, но в течение двух недель немцы снова наступали, а бои под Ипром были такими же тяжелыми, как обычно.
Это была холодная зима. Угля не хватало, мы берегли его для паровых плугов и топили особняк только дровами. Я завтракала в утренней комнате, завернувшись в шаль, а после обеда шла в детскую и сидела там с Элен за шитьем, пока Дора спускалась на кухню. Теперь все сидели на кухне у печи, даже мистер Тимс.
Если нам было холодно, то насколько же холоднее было Лео и Фрэнку, у которых не было каминов? Я заранее купила и упаковала им рождественские посылки, надеясь, что Лео, не рассердится из-за посылки Фрэнку, но я должна была послать ее, ведь больше некому было это сделать. Все-таки я была его мачехой. Теперь эта мысль не казалась мне странной — временами я чувствовала себя намного старше его. Когда он приезжал летом в отпуск, то порой выглядел мальчишкой — глядя на него с Флорой, я почти верила, что они брат и сестра.
Мы очень тихо провели Рождество. Утром я пошла в церковь и помолилась за истонских мужчин, как делала это каждое воскресенье. Имя Лео было первым в этом длинном списке. Я все время беспокоилась о нем — и о Фрэнке. С Лео я, по крайней мере, регулярно переписывалась — получая его письма, я знала, что он пока невредим — но от Фрэнка пришла только одна небрежно нацарапанная открытка на имя Флоры. Правда, я понимала, что письма шли ко мне несколько дней, а за это время могло случиться что угодно. Если вдруг мистер Селби обращался ко мне, когда я не ожидала этого, мой взгляд сразу же устремлялся на его руку, ища телеграмму. Когда это может случиться, на этой неделе, на следующей? И как я перенесу эти ужасные секунды, пока не узнаю, с которым из них это случилось?
В Истон больше не приходили телеграммы с тех пор, как мы получили известие о Джо Демпстере. Затем, в конце декабря, я получила от Беаты сообщение, что убит Нед. Я не видела его с рождения Флоры, но он был моим братом, и я заплакала. Успокоившись, я рассказала об этом Элен и отложила все дела, чтобы навестить Беату.
Два дня спустя Элен получила письмо от Альби. Она не показала его мне, но сказала, что Альби решил готовиться на офицера.
— Ему это предлагали еще несколько месяцев назад, но он не хотел расставаться с Недом. Но теперь...
— Это хорошая новость, Элен, у него хорошо идут дела.
— Да, но главное, что для этого он вернется домой. — Элен обычно была спокойной, но на этот раз ее голос дрожал. — Когда получу письмо о том, что Альби вернулся в Англию, то спляшу на столе матросский танец!
Но письмо не пришло. Вместо этого как-то утром, когда я сидела в детской, дверь отворилась, и вошел Альби. Он не заметил меня, потому что не сводил глаз с Элен. Элен оглянулась и увидела его, затем, завязав фартук на Розе, подошла к нему. Она подала Альби руку, он взял ее — и только, но я тут же отвернулась, словно они обнялись у меня на глазах.
— Ты, наверное, не завтракал, — тихо сказала Элен. — Садись за стол, я пошлю Дору вниз за подносом. — Она не станцевала матросский танец, да и не стала бы — Элен была не из таких девушек. Чтобы оставить их вдвоем, я увела детей с собой, но позже Элен пришла, чтобы повести их на утреннюю прогулку.
— Вы не возражаете, если Альби пойдет с нами, моя леди? — спросила она.
— Конечно, не возражаю, Элен!
Большую часть времени Альби проводил в детской. Я предложила Элен взять отпуск на пять дней, но она отказалась:
— Не нужно, моя леди, нам с Альби нравится проводить время с детьми.
Альби как-то сказал мне:
— Не знаю, как бы я пережил дни после гибели Неда, если бы не было Элен. Я просто смотрел на ее фотографию — и она была рядом со мной и утешала меня.
Они так мало времени провели вместе, но письма протянули между ними прочную нить искренней любви. Теплота их отношений чувствовалась, стоило переступить порог комнаты. По вечерам мы подолгу сидели в детской за чаем, слушая рассказы Альби о войне. Элен притеняла лампу, и в отблесках пламени камина лицо Альби выглядело таким молодым, что, казалось, оно никогда не состарится. Его голос тоже был юным, слишком юным для того, что ему довелось повидать и пережить. Элен сказала мне однажды, когда мы остались вдвоем:
— Ему
