Дверь была открыта и зверь осторожно просунул туда свою морду. И сразу же уперся носом в грязную подошву свисавшей с сидения белой кроссовки, надетой на закоченевшую ногу покойника. Волк вцепился в неё зубами и с рыком потащил на себя. Кроссовка, вместе с грязным вязаным носком осталась у него в пасти, но сама нога даже не дернулась. Серая, с потемневшими ногтями она лишь немного развернулась в сторону и все. Ей было уже не холодно и не до этого, дергаться еще… Уже отдергалась…Но и зверю этот ботинок тоже был не нужен, подошвой сыт не будешь. В один прием волк вскочил в кабину и оказался прямо на груди несчастного, решившего здесь заночевать, только вот когда, неизвестно, день, два, может быть…год назад? Коротко стриженный трупп примерно двадцатилетнего возраста с довольно хорошо еще сохранившимся лицом, спасибо морозу, белыми ресницами и покрытыми инеем темными волосами, уютно закутавшийся в синий, с желтой подкладкой пуховик спокойно смотрел на зверя широко открытыми, но ничего давно уже не видящими глазами. Посиневшие его руки сцепились на груди в мертвой хватке скрюченными пальцами, сквозь которые, словно просачиваясь, на куртку спадала разорванная, спаянная из довольно крупных звеньев золотая цепочка с крестиком…
О чем этот трупп думал в последнюю свою минуту? Неизвестно… Наверное, молился богу, судя по крестику… Зверя это, точно, совсем не интересовало да и вряд ли могло когда интересовать, голову себе еще забивать всякой дрянью…Главным было следствие, а не причина. И о чем бы он ни размышлял, этот застывший «смугляшка» в свой предсмертный час, самым важным было то, что он сейчас был здесь, целый и невредимый, и мысли, значит, были, тогда у него совершенно правильные, раз он остался и замерз, и никуда отсюда не убрался…
Молния на куртке мертвеца была застегнута не до конца, безжалостно открывая его шею холоду и морозу, но это было уже и не страшно. Ангина мертвецу совсем не грозила, а вот звериные клыки… Рывок, и долгожданный кусок мяса, первый за несколько последних дней, оказался в пасти зверя. Еще рывок…и горла, как не бывало! Рывок… и разорванная с треском куртка…приказала тоже долго жить, а легкий пух разлетелся по салону некогда приличной иномарки.
Мелочи, кашу маслом не испортишь! Зато путь к сердцу покойника, наконец, был свободен! Маленький штришок — отгрызенная голова несчастного валялась в это время уже на полу и наблюдала за всем происходящим как бы со стороны, её это, как бы уже совсем и не касалось… Мгновение, и клыки хищника впились в грудную клетку того, что еще совсем недавно было человеком. Лязг зубов и рычание, чавканье челюстей и брызганье слюны, и все это… сопровождаемое еще и хрустом перегрызаемых человеческих костей.
Вакханалия продолжалась долго, минут тридцать, а может быть…и того больше. И, вот, наконец, насытившись, зверь выбрался из кабины и, оглядевшись, затрусил потихоньку туда, откуда пришел — подальше от этих камней и поближе к спасительному лесу или к тому, что от него осталось, если быть точным. Надо было отсюда выбираться, и чем раньше, тем лучше. Волк уже ни один раз видел, как рушились эти огромные сооружения и еще раз становиться свидетелем или даже участником этого грандиозного зрелища ему вовсе не хотелось. Земля гудела и давала ему знать об этом, и поэтому отсюда надо было убираться, пока еще это райское место не стало для него адским, а такой приличный ужин — последним…
Зверь несся по заснеженной дороге, а слева и справа от него уже трескалась земля и начинали сыпаться домики. Но он на это не обращал внимания. Первый поход в город оказался удачным, и даже очень. И волка совсем не расстраивало то, что сегодня ему достался лишь обледеневший худосочный труп, мясо из холодильника. Завтра, и он знал это, точно, ему повезет больше. Если есть холодное, то значит, где-то в этом скопище камней бродит и теплое мясо. Терпение и осторожность, и удача не заставит себя долго ждать!
Волк, еле касаясь своими огромными лапами заснеженного асфальта, уходил все дальше и дальше в ночь навстречу рассвету, оставляя за собой лишь
длинную цепочку следов, теряющихся где-то позади него в прошлом, во мраке черного города.
Волчица, будь она жива, сейчас бы ждала его на пригорке, волчица и несколько её подросших детенышей, ставших к этому времени уже сильными волками. Зверь взобрался на пригорок, обратил к луне свою клыкастую пасть и завыл. Завыл протяжно и страшно! Как может выть только одиночество…
День 3, эпизод 7
Эпизод VII
Электрический ток в тоннель метрополитена не подается всего три часа в сутки, с двух часов ночи до пяти часов утра. Затем «первый временной», «второй временной» — специальные сигналы подачи напряжения для работающих бригад и ток пошел… Пора убираться! А если не успел, да еще и поезда дождался с выступающими на двадцать пять сантиметров с каждой стороны токоснимателями, то считай, что твоя песенка спета. Очень хорошо надо знать, где и как встать, чтобы сразу же не угодить под колеса…Коршун с Кудрявцевым не знали! Но они, ума хватило, и поезда не дожидались.
Пяти еще не было, когда они с облегчением покинули этот мрачный тоннель с редким рядом тусклых, покрытых изрядным слоем пыли ламп и выбрались на ярко освещенный перрон станции «Курская». Ничего, естественно, они там не нашли…и никого, в этом тоннеле… Был в одном месте крест помадой на стенке намалеван да мелом написано три буквы с изображением последнего, наверное, для совсем уже тупых, чтобы уже наверняка, вот и все находки. Стоило ли из-за этого ноги сбивать? Вряд ли!
Коршун злился, но старался этого не показывать. Время шло, а дело не двигалось. Они уселись прямо на перрон, свесили вниз ноги и закурили. Дым поплыл по станции…
— Ты раньше в метро курил? — спросил Алексей.
— А ты машинистом работал?
— Только пассажиром…
— Вот и я тоже…не курил, — Коршун улыбнулся. — Такое событие, а ты знаешь, совсем не греет… Сидим тут, смалим и хоть бы одна душа за нас порадовалась…
— Не говори, — Кудрявцева, похоже, это обстоятельство, что они сидят здесь и курят, тоже не очень то радовало. Он устал и хотел спать. И машина осталась на Таганской площади, снова туда тащиться и, вообще…все надоело.
— Шестой
