— Хитрая…

— Пожалуйста, — Лика не стала спорить. — Можешь свои уши есть сам… А женщина пусть умирает с голоду в это время, пока её ухажер будет у неё же на глазах давиться деликатесами, так что ли?

— Я себя есть не буду, — Лорман сплюнул себе под ноги.

— Все мне отдашь?

— Что ты заладила, не наелась, что ли? — Лорман понял, что в очередной раз потерпел фиаско и решил сменить тему.

— Ага, — Лика чуть не подавилась от его наглости, — наелась. Дал понюхать кусочек хлебца и потом: «Ты что не наелась, дорогая?» Да, я не наелась, дорогой! И твои целые уши, явное тому подтверждение! Джентльмен называется… Дама умирает с голоду, а ему трава не расти.

Ответить Лорман не успел, вернее, послать её куда подальше… Тряхнуло так, что оба оказались на земле, вернее, на шпалах. И предвидеть подобного развития событий, из этих двоих, не мог уже ни кто. Они шли и трепались, что бы хоть как то оживить обстановку и скоротать время, и вдруг…почва завибрировала и поплыла из-под их ног. Ощущение было такое, как если бы вы с берега прыгнули двумя ногами на широкую, плавающую посередине огромной лужи доску и попытались на ней удержаться… Ноги вверху, голова внизу, вода, в данном случае песок, за шиворотом. Ладони содраны, коленки ноют и…тошнота, подступившая к горлу от боли и…вообще, от всего этого…

Впереди, что-то загремело, а сверху, сквозь швы между полукруглыми перекрытиями свода посыпалась земля, забивая глаза и глотку. И уже через минуту от поднявшейся пыли дышать стало почти невозможно. Лорман пришел в себя от потрясения первым и, встав на четвереньки, попытался фонариком пробиться сквозь эту пыль и муть, окружившими его со всех сторон.

— Лика, — позвал он, — ты где?

Ответа не последовало.

— Эй, — крикнул он громче, — ты где?

И снова нет ответа. Только внизу, под коленками и упершимися в землю ладонями, что-то гудит и вибрирует. И снова толчок…грохот и столбы пыли, подымающиеся кверху от рушившихся, где-то впереди не выдержавших перекрытий… и от его собственного падения тоже.

— Ли-и-ка-а-а!!! — Заорал он, что, было, мочи, стараясь перекричать весь этот гам и шарахаясь из стороны в сторону по тоннелю в её поисках. Девчонка, как сквозь землю провалилась…

И тут последовало продолжение концерта: буквально в метре от него земля снова дрогнула и, прямо у него на глазах…треснула. Кривая, разрезавшая тоннель пополам трещина, увеличивающаяся с каждой следующей секундой все больше и больше, отрезала его от остальной части тоннеля, той части, куда, они, собственно и направлялись. И рельсы тоже, в конце концов, не выдержали и «расклеились» на стыках, а срезанные болты, будто пули, рикошетом зазвенели по стенам: бзи-и-инь, взи-и-инь… Парень инстинктивно пригнул голову и прикрыл её руками. В образовавшуюся расщелину посыпались шпалы, а из неё вырвалось пламя, своими языками достающее до сводов. Все вокруг окрасилось в багряные, кроваво красные тона и потянуло гарью и дымом… «Все смешалось в доме Облонских…»

Девчонку он нашел почти случайно, потеряв уже, вообще, всякую надежду. Та, с бешенными, обалдевшими от ужаса и уже, похоже, ничего не видящими и не соображающими глазами забилась, как мышонок, куда то под свалившееся только что перекрытие, поджала под себя ножки и молила бога лишь о том, чтобы он поскорее её к себе призвал.

— Дура, — заорал в бешенстве Лорман, — ты чего молчишь? Жить надоело?..

Лика не реагировала, челюсть её выбивала чечетку, тело тряслось, а глаза, кроме ужаса, похоже, и, правда, ничего уже не видели. И снова земля содрогнулась и поплыла под ногами. Поняв, что от нее, все равно, ничего уже не добьешься, парень согнулся, подлез под перекрытие, схватил её за руку и, что есть силы, потянул на себя. Откуда только силы взялись… Пропахав животом около метра, девчонка оказалась рядом, но все равно, делать ничего не собиралась. Лорман встал на ноги и попытался её под мышки тоже поднять на ноги, но не тут то было. Безвольное тело совершенно не собиралось шевелиться… А от сюда надо было выбираться, и чем скорее, тем лучше. Пока, другая трещина не отрезала им выход из этого проклятого тоннеля. Лорман закашлялся. Дышать с каждой минутой становилось все труднее и труднее.

— Очнись же, — он опустил её спиной на шпалы и принялся трясти, что есть силы за плечи. Бесполезно… Она смотрела на него и ничего не понимала, чего он от неё хочет?

— Вот дуреха, — Лорман сам уже чуть не ревел от отчаяния. — Очнись же…куда ты провалилась?

И снова, что-то там под землей грохнуло и все вокруг пришло в движение… Все смешалось: огонь, гром, гарь и…безысходность. И парень вдруг понял, что из этого горящего ада они уже не выберутся… Надо было или сматываться самому, бросив её здесь, на себе тащить её не было никакой возможности, или оставаться здесь и вместе с ней предоставить себя воле божьей. И парень выбрал первое… Раздумывать было некогда и он бросился бежать назад по тоннелю, на ту самую станцию, с которой они всего пол часа назад, как ушли. Сейчас…только там можно было найти спасение. Но до неё, проклятой, еще надо было добраться… «Спасение утопающих, дело рук самих утопающих, — оправдывался он, перебираясь через образовавшиеся завалы. — Сама жить не захотела, ну и черт с тобой…»

А Лика? Лика в это время перевернулась на бок, потом встала на четвереньки и так, потихоньку, добралась до стены, где и села, прислонившись к ней спиной, затем обхватила руками колени, спрятала в них голову и закрыла глаза. Здесь её ничего уже не грозило, и здесь ей было хорошо, и она, если честно, была даже рада, что этот приставала, наконец, куда то делся и оставил её в покое…

Тем более, что вокруг все было так красиво, все в таких ярких тонах и совсем не темно, что, пожалуй, было для неё сейчас самым важным и главным. Ведь, как её достала эта затянувшаяся ночь со своими кошмарами и эта гробовая тишина, кто б только знал…и этот вундер со своими умозаключениями, еще… «Неужели бог, в конце концов, меня услышал, — Лика подняла голову и огляделась вокруг, — и не дал мне умереть в этом проклятом мраке, осветив светом последние минуты моей жизни?»