– До своего исчезновения пророки сделали последнее предсказание, – сказал ему Илья. – Пророчество, предсказавшее конец тем, кто выступает против естественного порядка мира. Расплата, которая вновь сделает мир таким, каким он был до пророков. Они называли это веком тьмы. Пророки не знали, как эта новая эра наступит. Но ты знаешь. Ты увидел то, что не смогли они. Ты увидел Час расплаты, Антон. Ты все это видел.
Легкие Антона наполнились льдом.
– Нет, – ахнул он, делая еще один обжигающий вздох, – я не… я ничего не знаю о расплате. Я ничего не знаю…
В его голове мелькнул образ, словно молния на фоне темных облаков.
– Нет!
Его голос разнесся по пещере. Вот от чего он пытался себя защитить. Вот это видение его разум похоронил под кошмаром замерзшего озера.
Он поднял взгляд на брата и увидел маленькую, довольную улыбочку на его лице.
– Мы подбираемся ближе, – сказал он. Кажется, он разговаривал не с Антоном, а со стражниками позади него. – Продолжайте.
Антон сопротивлялся, боролся с хваткой мужчин. Видение парило на границах его сознания, и если бы он не удерживал свой разум там, в темной пещере, со своим братом-садистом и его верными наемниками, он бы уступил этому видению.
Его борьба была бесполезной. Хватка солдат не ослабла, когда они заставили Антона приблизиться к краю платформы. Одной рукой держа его за волосы, другой обхватив его за шею, стражник окунул его в воду снова.
Антон провел большую часть жизни, выстраивая стену между собой и своим Даром. Это был единственный способ оттолкнуть тьму, поджидающую его во снах.
Когда он коснулся поверхности воды, стены рухнули.
Гудение Дара, пульсирование, нарастающее словно прилив внутри его, то, что он заталкивал назад снова и снова, прорвалось сквозь него потоком.
Теперь на темном дне цистерны Антон расслабился. Он погрузился в волны взора, в дрожащую ткань мира. Его Дар развернулся вокруг него, расходясь во всех направлениях, словно рябь от брошенного камня.
Прорицание было поиском, использованием чьего-то Дара, чтобы найти эшу, вибрирующую с определенной частотой.
Сейчас это было не прорицание. Дар Антона вибрировал в потоках эши.
Он не искал. Он звал.
«Помогите, – кричал он в темный, дрожащий мир. – Помогите мне».
56
Джуд
ЯРКИЙ БЕЛЫЙ СВЕТ ВСПЫХНУЛ НА ВЕРШИНЕ БАШНИ. Джуд поднял глаза и увидел, как ряды свидетелей маршируют вниз по извилистой лестнице, а их факелы пылают Божьим огнем.
– Настал Час расплаты, – сказал Иерофан, а его голос эхом отдавался от стен башни. – Наш Божий огонь покончит со скверной одаренных и очистит мир от грехов пророков. Как только вы лишитесь сил, оскверняющих вас, то тоже начнете видеть правду. Некоторые из вас не смогут ее принять. Такова цена расплаты.
Тон Иерофана был мрачным, словно его эта мысль действительно печалила.
– Но вы, остальные, станете частью нового и чистого мира, – продолжил он. – Мира, похожего на тот, что существовал много лет назад, до того, как его исказили пророки. Священная эша мира снова потечет в гармонии, без одаренных, которые манипулировали ею для своих собственных эгоистичных целей. И мы станем свидетелями настоящего и долгого мира.
Факелы, словно призраки, плыли вдоль винтовой лестницы, пока не достигли атриума, смыкаясь кольцом вокруг стражи паладинов.
Иерофан раскинул руки, повышая голос.
– Да наступит Час расплаты.
Тени мерцали на краю поля зрения Джуда. Он заставил себя не дрожать, никак не выказывать страх, когда Иерофан ступил к нему.
– Джуд Везерборн. Хранитель Слова. Самый верный из последователей пророков.
Чувство вины наполнило Джуда. Слова Иерофана насмехались над ним. Он не был самым верным из последователей пророков. Он их подвел, и никогда раньше эта мысль не была такой ясной.
Он напрягся, когда Иерофан взял его за подбородок двумя холодными тонкими пальцами. Прикосновение было мягким, но кололо кожу. Резкий запах аниса и пепла окружили его.
Иерофан махнул рукой, и один из свидетелей принес ему факел с Божьим огнем.
– Ты первым испытаешь на себе Час расплаты.
Джуд не мог оторвать взгляд от приближающегося бледного пламени. Свет поглотил его зрение.
Его пронзила боль, внезапная и яростная. Он сложился пополам, перед глазами потемнело, непрошеный крик агонии вырвался из его груди. Чувство было точно таким же, как когда он пытался использовать Дар в цепях, выкованных в Божьем огне.
Мгновение он думал, что пламя обожгло его. Но когда перед глазами прояснилось, он увидел, что Иерофан убрал факел.
Боль уменьшилась, но не прекратилась. Джуд сосредоточился на лице Иерофана перед собой, подсвеченном факелом Божьего огня. Тот замер, его голубые глаза широко распахнулись под маской.
Еще один всплеск обжигающей боли пронесся по Джуду. Он вырывался из его груди, бежал по коже, словно он сгорал изнутри. Боль снова исчезла, в этот раз быстрее, и вместо нее он почувствовал медленное и нежное пульсирование, растущее и сжимающееся, словно мерцающая звезда.
Оно пронеслось через него, словно Дар, только вот это был не он. Это было нечто другое, что-то, что стучало в его груди так же уверенно, как его сердце, превращалось из мягкой тяги в непреодолимую. Как коа проводило эшу через него, как полюс Земли притягивал стрелку компаса на север.
Он закрыл глаза, и когда по нему пробежало еще одно теплое пульсирование, он понял, что это. Эхо еще одного Дара, не принадлежащего ему. Он уже и раньше его чувствовал, хотя тогда он был слишком мал, чтобы понять, что это. В тени монолита, под ярким небом, Джуд почувствовал, как по земле пробежала дрожь. Крик, звенящий в нем, окликающий своего хранителя.
Теперь, шестнадцать лет спустя, Дар последнего пророка снова звал его.
57
Джуд
ИЕРОФАН ПОМАХАЛ ФАКЕЛОМ, пламя бросилось к Джуду. Инстинктивно Джуд отпрыгнул назад, забывая, что запястья и лодыжки все еще скованы.
Цепи дернулись, и он упал на колени. Он закрыл глаза и выдохнул. Джуд все еще помнил силу боли, которую испытал от цепей Божьего огня, глубокое жжение, наполнившее его кости.
Но это было до того, как все сузилось до одной-единственной цели. Боль казалась сейчас чем-то незначительным. Дар последнего пророка – настоящего пророка, не принца Херата – взывал к нему. Ничто не могло помешать ему ответить на зов.
Джуд сделал вдох и сосредоточился на зове пророка. Его Дар бурлил в нем, и вместе с ним жар цепей Божьего огня. Он наклонился к этой боли, окунулся в ее обжигающий жар. Тот захлестнул его, как прилив, но не поглотил. Он мог его выдержать.
Он выполнил коа силы, позволяя огню боли придать ему энергии, проводя его эшу через себя с еще большей мощью. Со вспышкой силы он разорвал цепи на запястьях, лодыжках и горле. Иерофан стоял, держа факел перед собой, а его рот округлился
