— Мастерские кстати в самый раз, нужны позарез, — обрадовался генерал.

О танках для Приморской армии командующий промолчал, хотя я начал именно с этого.

Он велел мне оставить пять летучек при штабе фронта, а десять отвести на станцию Вапнярка в Н-ское соединение.

Об этом танковом соединении я уже много слышал. Ходили легенды о пограничных боях, которые оно вело на Пруте под местечком Рош. Говорили, что это соединение обескровило целую армию противника и вынудило ее перейти к обороне. Вот почему я с особым интересом ехал туда. Мне кажется, что сейчас, для того чтобы найти пружину, двигающую события, нужно прежде всего приглядываться к тем, кто успешно воюет.

То, что мы увидели по дороге к Вапнярке, свидетельствовало о больших изменениях в обстановке фронта. С трудом удалось нам вырваться из встречного потока машин, подвод, армейских и колхозных, эмтээсовских и совхозных тракторов с комбайнами, косилками и молотилками на прицепе, гуртов скота всех видов, арб, нагруженных молочными бидонами и ведрами.

Наши громоздкие машины, облепленные парнями в гражданской одежде, наперекор всему потоку двигавшиеся на запад, привлекали всеобщее внимание. Когда мы пробивались через последние колонны, один молоденький лейтенант подошел ко мне и спросил на ухо: «Это что, партизанский десант в тыл?» Мой недоумевающий взгляд нисколько не смутил его. Он что-то многозначительно промычал и заявил, что тоже пошел бы в партизаны, если бы командование только разрешило. Я не стал ему объяснять, что наши парни едут в гражданской одежде только потому, что мы не успели их обмундировать, и что в машинах не рации, а токарные станки.

Вот и село Шараповка, до Вапнярки осталось не больше пяти километров. Здесь тишина. Если бы не пожар, густой, маслянистый дым которого поднимался на окраине села исполинским черным грибом с рыжевато-медной верхушкой и такими же краями да сплошная завеса дыма, закрывавшая горизонт западнее села, у Вапнярки, и подумать нельзя было бы, что фронт близко.

На окраине села нам просигналили «остановись». Капитан-танкист, подбежав ко мне, спросил:

— Вы куда?

— На Вапнярку, — ответил я.

Он засмеялся:

— Немецкие танки едете ремонтировать, что ли?

Мое объяснение прервал свист снаряда, пролетевшего вдоль улицы со стороны станции. За первым снарядом полетел второй.

— Скорей убирайте свои скворешни назад, за дома, а то испортите мне всю обедню, — сказал капитан и пояснил: — Для паники стреляют, не знают, что здесь танки.

Разместив летучки в садах, я вернулся к этому капитану, чтобы выяснить у него обстановку.

Теперь по селу рвались уже мины, а над садами кружились немецкие истребители-разведчики. Капитан был во дворе, у замаскированного ветками танка Т-26, пушка которого из-за угла саманного сарая была направлена на свекловичное поле. Это поле начиналось за следующим домом и тянулось километра на полтора до леска.

Я подошел к капитану, но не успел обратиться к нему, как очутился в погребе, в который затолкал меня этот же решительно-быстрый командир. Вслед за нами в яму втиснулись два молоденьких командира. Сквозь грохот взрывов, колыхавших над нами земляную крышку, я услышал рядом с собой негромкий, веселый голос капитана:

— Ну, товарищи штабисты, началось искушение. Ишь как свирепствуют! Скоро в атаку пойдут… Главное, дорогуша, — продолжал он так же спокойно, но уже другим, сердечным тоном, обращаясь к одному из молоденьких командиров, тоже капитану, своему начштаба, как нетрудно было догадаться, — главное, чтобы ни одна машина не выдала своего присутствия в селе. Загорелась, так пусть себе и горит на месте, а люди сидят в ямах молча… Еще одно, дорогуша, — посматривайте, чтобы немцы не обошли нас дорогой, с леска.

Начальник штаба выскочил из погреба. На его место сейчас же кубарем вкатился, придавив меня к стенке, другой командир. Вновь явившийся радостно доложил капитану, что к той немецкой колонне, которая задержалась у станционных складов, подошли еще две большие колонны артиллерии на тягачах, остановились рядом и все солдаты побежали к складам.

— Чудесно! — сказал капитан. — Продолжайте вести наблюдение, я сейчас поднимусь к вам.

— Извините, полюбопытствую, откуда и зачем прибыли? — спросил капитан.

Выслушав меня, он сказал:

— Прибыли вы по назначению, правильно прибыли, но обстановка теперь на месте не стоит. — Козырнув, он протянул мне руку: — капитан Потьехов.

Крыша над нами продолжала вздрагивать, со стенок обсыпалась земля. Мне хотелось выглянуть из этой темной ямы, посмотреть, что происходит вокруг, но капитана это как будто совсем не интересовало. Он стал подробно рассказывать мне о том, как это случилось, что я застал здесь не все соединение, а только один его батальон Т-26 и что, собственно говоря, это и есть все, что имеет соединение, если не считать еще одного батальона БТ, воюющего за сто километров, в стороне.

Его батальон, выделенный накануне из дивизии, совершил шестидесятикилометровый марш, чтобы в составе стрелкового корпуса удерживать Вапнярку. Ночью, когда батальон подошел к станции, там были уже немцы, и Потьехов занял рубеж, на котором мы застали его.

— Как же мне теперь быть? — спросил я.

— Не вздумайте двигаться со своими машинами, пока авиация в небе, — сказал капитан, — а то напортите мне. Я скажу вам, когда можно будет выскочить.

Он предложил пойти с ним на КП, полюбопытствовать, как он выразился, что там немцы делают на станции.

— Смотрите, — показал он на зады села, когда мы поднялись с ним на чердак сарая, — вон с одной вашей скворешни уже полетели щепки.

Немецкие одномоторные бомбардировщики пикировали теперь на восточную окраину села, где я укрыл свои летучки. Одна уже горела. Капитан сказал, что он очень рад этому, и в ответ на мой недоуменный вопрос, чему, собственно, тут радоваться, стал объяснять мне, что, во-первых, мои машины уже отвлекли внимание немцев от его танков, а во-вторых, и это еще важнее, при следующем налете немецкой авиации весь бомбовый груз будет сброшен на них. В том, что авиация перед атакой произведет еще один налет на село, он был совершенно уверен.

Только теперь я рассмотрел капитана. Ему было лет за сорок, рост выше среднего, фигура сухопарая, узловатая, как высохшая дубовая палка, волосы яркочерные, а на висках седые, лицо чисто выбритое. Гимнастерка была на нем довольно засаленная и пропыленная, но воротничок