Все-таки нам посчастливилось: гитлеровцы заметили нас, когда Новиков уже дал сигнал отхода. Увидев пулеметные трассы, прочертившие небо сзади влево от шоссе, и зеленые ракеты, мы стали отходить на тихом газу, с пушками, развернутыми назад, преследуемые роем трассирующих снарядов.

Когда наша группа, потерявшая в бою два танка, вернулась в отряд, Попель и Васильев стояли на высотках у шоссе и наблюдали за тем, что происходит у Козина, освещенного горящими танками.

Новиков доложил о выполнении задания. Уничтожено 50 танков противника.

Видимо, от атаки с юга фашисты отказались. Они уходят назад, на Козин. Атака с запада теперь не страшна. Эту атаку встретит Болховитинов из Птычинского леса.

Все экипажи, участвовавшие в рейде, получили благодарность за верную службу.

Впервые я увидел Микиту вполне довольным боем — такие рейды, видимо, в его вкусе. Обыкновенно, как бы ни был успешен бой, он находил предлог, чтобы поворчать на кого-нибудь, а тут его прямо-таки распирало от удовольствия. Он в восторге от батальонного комиссара Новикова:

— Вот це комиссар! Академик! Чапаев! Як задумал, так и зробил.

Последнее — высшая похвала в устах Микиты.

Засыпая на корме танка, вспоминаю почему-то весну голодного 1922 года. На Трудовском руднике вновь завертелось, блестя на весеннем солнце, колесо подъемной машины. Дома нет хлеба, пашут поле коровой. Я, двенадцатилетний мальчуган, решаю идти на шахту, чтобы помочь выбивающемуся из сил отцу. Дед Клим провожает меня и напутствует:

— Иди в люди, не бойсь. Наша власть не даст пропасть, будешь человеком. Только помни одно: кем ты ни будь, а честь держи чище зеркала. Дядько твой против Шкуро с самодельной пикой ходил, другой с Сиваша не вернулся. Писал его командир — ахнул герой под Каховкой аглицкую таньку бомбой. Помни это.

«Сюда бы тебя, дед Клим. Поглядел бы ты на моих товарищей, может, поклонился бы ты им, дед»,— думаю я, вспоминая, как под Каменкой старшина-сверхсрочник занимал на шоссе оборону с горсткой пехотинцев — остатками полка, как Кривуля со своими пушечками поджидал в подсолнечнике, пока гитлеровские танки вплотную подойдут к нему, как лейтенант Фролов с окровавленной головой летел в атаку на подбитой машине, как резервные танкисты бросались с гранатами в руках на фашистские танки,— и думаю, что все ясно, надо лишь честно выполнять свой долг.

Только задремал, как почувствовал сильный толчок. Странно, что первой моей мыслью было: землетрясение. Танк подпрыгивает и качается, на лицо сыплются сучья и листья. Близко разрывается бомба, и сознание мгновенно проясняется. Мысленно ругаюсь: «Фу, черт, забыл, что на фронте».

Из башни вылезает Никитин и во всю силу легких кричит:

— Командир, вставайте! Тревога! Скорей в машину!

Но я уже и сам хочу скорее скрыться в танк. Кричу Никитину: «Назад!» и, как щука, ныряю в люк. Вовремя.

Не успел я повернуться и башне, как по обе стороны танка раздались взрывы и он закачался, наполнился песчаной пылью, запахом пороховой гари.

Снова и снова рвутся бомбы. Нас спасает песчаный грунт: бомбы глубоко входят в него, и осколки, теряя убойную силу, бессильно стучат по бортам машины. Прямое же попадание мало вероятно.

Сидим и прислушиваемся к завыванию бомб и свисту снарядов.

— Ночью я по радио слыхал,— говорит Никитин,— немцы опять бомбили Киев и Одессу.

«Одессу»,— думаю я, и у меня ноет сердце. Там любимая ждет меня со дня на день, не подозревая, что я в самом пекле войны. Я должен увидеться с нею. Пусть потом долго будем в разлуке, может быть, годы, все равно, только бы на минутку увидеть ее еще хотя бы раз.

Вдруг наступила тишина, мне показалось, что я оглушен, но нет — слышу человеческие голоса. Открываю люк. Медленно оседает песчаный туман. Дымят развалины сарая, где были пленные, горят штабные автомашины. Вылезаю из танка, хочу узнать, нет ли в роте потерь. У нас нет, но кругом много раненых и убитых. В роще недалеко горят остатки нашего тыла. Там гибнет все боевое обеспечение отряда, последнее горючее и боеприпасы.

Бомбежка захватила и штаб Попеля, но штаб уже работает. «До чего хитро и просто придумано»,— удивляюсь я, осматривая убежище, вырытое под днищем попелевского танка. Кругом земля изрыта бомбами, но никто из штабных командиров, сидевших в таких же щелях, не пострадал.

Проходя мимо, я слышал, как Попель пробирал начальника разведки дивизии. Голос у него был сердитый и в то же время удивленный.

Вчера у реки Иквы частями отряда была задержана подозрительная группа людей, одетых в абсолютно новое обмундирование. Никаких документов с ними не оказалось. Они назвали себя разведчиками стрелкового корпуса, который, по нашим данным, должен был действовать в районе Луцка.

Попель задержал этих людей и приказал начальнику разведки проверить правильность показаний задержанных и, если показания правильны, установить связь с их частью.

Ничего этого не было сделано. Попель сказал начальнику разведки, что за невыполнение боевого приказа его следует расстрелять, и, пообещав сделать это после, велел немедленно выслать для проверки сильную разведку.

Начальником этой разведки назначен наш комбат капитан Скачков. Попель передал ему два донесения-радиограммы в штаб фронта и Рябыцтеву об обстановке и о том, что горючее и боеприпасы на исходе.

Капитан Скачков, взяв с собой взвод танков, отправился на восток по маршруту Старо-Носовица — Судобиче. На север отправился в разведку Кривуля со взводом Т-37. Попель приказал ему разведать переправы через реку Икву, у сел Береги и Перевердув, и выяснить, не заметно ли там движения немцев в обход нашей обороны

севернее Млынува. В качестве проводника Кривуля взял с собой колхозника Игната, одного из тех, что гнали свиней.

Попель, кроме того, потребовал, чтобы ему срочно доставили четыре пары крестьянских упряжек с телегами и крестьянскую одежду на десять человек. Вскоре в батальоне было объявлено:

— Кто хочет пойти в тыл противника на разведку?

Все пожелали. Васильеву пришлось самому отобрать десять человек. В это число попал и я, так как мой танк был в ремонте. «Будет готов не раньше как к вечеру»,— заявил мне помощник по технической части.

Задачу объявил нам сам Попель. Каждая партия в два человека, переодетых под местных крестьян, пойдет в тыл врага, чтобы установить наличие сил противника