Минометчик сказал, что уже несколько женщин они похоронили у дороги, но жены все-таки продолжают ходить к мужьям.
— Беспорядка не наблюдается, все чинно и благородно, — поспешил он успокоить нас. — Останавливаются за гребнем, вызовут кого надо и сидят себе в окопчиках, разговаривают. Каждый, к кому кто-нибудь приходит, вырыл себе для свиданий отдельный окопчик на том скате. Служба не нарушается, и солдат у нас веселый, знает, что делается в тылу, ну, конечно, и женщины знают, как мы живем…
* * *Огневые позиции артиллеристов были в трех километрах западнее села Дальних, в длинной снегозащитной посадке, на гребне, параллельном балке Сухого лимана. По обеим сторонам этой глубокой балки тянутся гребни высот, но беда в том, что наша, восточная сторона метров на пятнадцать ниже западной, вражеской.
Мы начали осмотр тракторного парка артполка с пушечного дивизиона, выдвинутого вперед для стрельбы прямой наводкой в случае прорыва противника в глубину обороны. Тут нас застала ночь.
Командир дивизиона, капитан, гостеприимно пригласил нас для ночевки в свой блиндаж, но втиснуться в эту узкую нору мы не смогли, и нам пришлось расположиться у входа, на плащ-палатках. Велев подать сюда ужин, капитан поспешил предупредить нас, что посадка просматривается противником с высот и поэтому курить нельзя. Ужин подавался в котелках, соль и масло — в деревянных баночках, ложкой каждый пользовался своей, а так как у меня и у моего спутника ложек за голенищами сапог не оказалось, капитан послал ординарца одолжить их в ближайшем орудийном расчете. Я невольно вспомнил стол у моряков в полку Осипова — тарелки, судки, бачки, серебряные подстаканники. Давно уже моряки воюют на суше, как пехотинцы, но как только они перешли на позиционную оборону, у них сразу появился корабельный комфорт. А здесь в тяжелом артполку люди все еще живут по-походному.
Во время ужина к блиндажу подкатил «пикап». Из кабинки выскочил в шинели, накинутой на плечи, как бурка, генерал Орлов. Из кузова, взмахом через борт, выпрыгнул худощавый полковник, командир артполка.
Полковник, предложив генералу зайти в блиндаж, к свету, потребовал у командира дивизиона рабочую карту и велел вызвать командира разведвзвода. Вдвоем, генерал и полковник, заняли весь блиндаж. Склонившись над картой, они подсчитывали число батарей противника, обнаруженных разведчиками в секторах огня дивизиона. Время от времени, не отрываясь от карты, они задавали вопросы капитану и лейтенанту, которые сидели на корточках у входа в блиндаж.
Кончив подсчет, генерал объявил, что он недоволен разведкой.
— Я насчитал шестьдесят стволов на километр фронта, а где остальные? — спросил он капитана, сняв пенсне и положив его на стол, чтобы протереть уставшие глаза.
— Какие остальные, товарищ генерал? — недоумевал капитан. — Все, что показывало признаки жизни в моем секторе, зафиксировано.
Генерал спросил у капитана, знает ли он по развединформации, что на участок от Вакаржан до Ленинталя противник подтянул три дивизии, и имеет ли он представление о составе артиллерии румынской дивизий. Получив утвердительный ответ, он сказал:
— Значит вам не стоило особого труда подсчитать, что противник имеет на километр фронта артиллерии в пределах восьмидесяти четырех — восьмидесяти шести стволов. Больше двенадцати стволов затеряно. Надо разыскать.
Капитану задан был еще один вопрос: сверил ли он свои цели с целями, которые обнаружили разведчики берегового дивизиона, работающие в соседнем секторе слева и с артиллеристами стрелковых полков. Капитан, смутившись, ответил, что не сверил. Тогда генерал с обидой в голосе сказал, обращаясь к командиру полка:
— Видите, полковник, взаимодействия настоящего нет даже между артиллерией, не говоря уже о пехоте.
Когда генерал уехал, полковник приказал командиру дивизиона сейчас же послать разведчиков в стрелковые полки и к корректировщикам береговой артиллерии. Оставшись вдвоем, они стали работать над картой, вспоминать недавно оставленную местность, все изгибы, рельефы, постройки. Не дождавшись капитана, мы завалились спать тут же у входа в блиндаж, закутавшись с головой в плащ-палатки.
Сквозь сон я почувствовал, что земля подо мной вздрагивает, и услышал страшное грохотанье. Мы с инженером вскочили одновременно, как по команде. Уже рассветало. Противник начал артподготовку. Я хотел спрыгнуть в блиндаж, но вход в него загораживал командир дивизиона. Через насыпь блиндажа он смотрел на передний край стрелкового полка, где часто вспыхивали огоньки и целые языки пламени. Чтобы не мешать капитану, мы с инженером побежали на расположенный по соседству командный пункт майора Захарова.
Артиллерийский огонь бушевал по всей дуге вклинения противника в нашу оборону, от хутора Дальницкий до Ленинталя. Десять дней назад чапаевцы при поддержке двух полков кавдивизии предприняли контратаку с целью ликвидации этого выступа, но контратака успеха не имела — противник удержался тут, на кратчайшем пути к городу.
Артподготовка продолжалась два часа. Ясно было, что противнее предпринимает не частную атаку, не разведку боем. Несколько дней мы уже ждали третьего наступления фашистов на город. И вот оно началось.
Сейчас же после артподготовки над полем появились немецкие бомбардировщики. Они или не видели наши батареи, или игнорировали их: бомбили исключительно траншею переднего края. После того как немецкие самолеты, отбомбившись, улетели, заговорила молчавшая до тех пор наша артиллерия. Вступил в действие весь тяжелый гаубичный полк, и с Люсдорфа загудели береговые батареи. На душе сразу стало легче. Радует, что управление артиллерией у нас построено уже так, что командование в любой момент может концетрированно использовать артсредства всего сектора обороны и даже соседнего сектора, включая береговые дивизионы и главные калибры крейсеров и линкора «Парижская Коммуна».
Вдоль фронта шелестят гаубичные снаряды. Это бьет артполк с участка соседней дивизии. Отсюда мы делаем заключение, что в западном секторе противник пока не наступает и что, следовательно, он замыслил прорвать нашу оборону на узком участке фронта.
С КП видна была большая часть дуги переднего края. На дальних высотах от кукурузного поля одна за другой отделились три темные полоски. Выгибаясь, они катились вниз на наши позиции. Это были танки и пехота противника.
Уже невооруженным глазом можно было различить легкие немецкие машины Т-2 и Т-3. Между ними вставали фонтаны земли. Рвались явно осколочные снаряды. Я не мог понять, в чем дело, защемило сердце. «Неужели наши артиллеристы не видят, что стреляют не теми снарядами?»
