Сулинский морской десант был разгромлен советской авиацией, но на суще противник продолжал ожесточенные атаки и вынудил наши части во всех секторах обороны за день отойти на один-два километра. Ночью меня поднял с койки приехавший на завод Костяхин. Добродушное лицо, мягкий, размеренный голос комиссара обычно не выдавали его внутреннего состояния, но на этот раз я сразу почувствовал, что он взволнован, Комиссар приехал прямо от командующего, приказавшего немедленно перебросить все готовые танки под село Кагарлык, в Чапаевскую дивизию.

Оказалось, что взвод танков, посланный в Чапаевскую дивизию накануне вечером, потерян в бою — все машины подбиты и остались на поле боя. Виновник этого — командир взвода. Он растерялся, не управлял, танки действовали разрозненно, поодиночке. Поэтому и эвакуировать подбитые машины было трудно.

Я доложил, что, кроме двух резервных танков, готовых машин на заводе нет.

— Ведите их в Чапаевскую, — сказал он. — К шести часам утра туда будет переброшен взвод Юдина.

Мы торопились, выжимали из наших стареньких танков весь запас их скорости. По дороге один танк потерпел аварию. Нельзя было ждать, пока экипаж починит изъезженную ходовую часть, и я прибыл на хутор Петровский, где помещался штаб дивизии, с одним танком.

На крыльце штаба стоял генерал Орлов. Слушая мой доклад, он нетерпеливо пощелкивал стеком по голенищам сапог. К моему сообщению, что должен прибыть взвод танков БТ из соседней дивизии, генерал отнесся весьма скептически.

— Бывает, что обещанного три года ждут, а этот, какой он ни есть, в моих руках, — сказал он, мотнув дергавшейся от контузии головой в сторону танка.

Приказав мне поставить машину на участке, обороняющемся батальоном связи лейтенанта Крылова, генерал накинул на плечи плащ-палатку, которая при его высоком росте не доходила ему до колен, и крикнул кому-то за дом, в вишняк:

— Емельяныч, поехали!

На дорогу выскочил «пикап», в кузове которого сидел боец в каракулевой кубанке. Лихой кавалерийский прыжок, и он уже стоял на подножке машины. Подергал дверцу — крепко ли держится запор, доложил: «Готово, товарищ генерал», — прыжок назад, вверх — и он снова в кузове.

Генерал встал на подножку «пикапа» и, придерживаясь рукой за дверку, помчался по дороге на Беляевку. Так он всегда ездит днем, поглядывая на небо, чтобы вражеские самолеты не застигли его врасплох.

Командный пункт батальона связи лейтенанта Крылова был в четырех километрах восточнее села Кагарлык, на высотке, в посеве сорго. Когда мы подъезжали, к этой высотке, я увидел двух командиров, бежавших под уклон наперерез нам. Они отчаянно жестикулировали, показывая на промятый в сорго проход. Потом я услышал их голоса, повторявшие друг друга, как эхо:

— Сюда! — Сюда! — На капе! — На капе!

Первым подбежал молодой лейтенант с пистолетом, висевшим в кобуре за спиной по-моряцки низко, оттягивая пояс. Он схватился за крыло танка, как будто боялся упустить его, и, задыхаясь не то от бега, не то от радости, бьющей в нем ключом, заговорил:

— Я вам сигналил с капе, а вы ноль внимания, все в сторону забираете. Ну, думаю, прямо к противнику сейчас угодят, надо бежать наперерез.

Проворно взобравшись на корму танка, он притопнул ногами, как будто хотел убедиться, действительно ли он стоит на броне, потом подал руку подбежавшему вслед за ним, такому же юному младшему лейтенанту, помог ему взобраться на танк и только после этого с шумом выдохнул воздух.

— Позвонили мне из штаба, — продолжал лейтенант рассказывать о своих переживаниях, — сказали: «К вам пошел на поддержку танк — не прозевайте». Думаю: как это танк прозевать можно? А тут вижу — идет и в сторону, в сторону от меня забирает.

Он вдруг с озорным любопытством заглянул в башню, потом посмотрел на меня и подмигнул:

— Хорошая штучка… Ну, все в порядке, поехали. Вон туда левее, под высотку. Скорее, скорее! — заторопил он.

Лейтенант был такой веселый и задористый, что хотелось похлопать его по плечу, как мальчика. Я спросил улыбаясь:

— А вы кто такой?

— Хоть звания и нехватает для комбата, но все же комбат, лейтенант Крылов, — сказал он. — Вчера наши связисты заставили румын попотеть, а сегодня, думаю, с танком — ого! и подавно!

Он тут же стал вводить меня в курс обстановки. Его батальон вчера выдвинут на передовую, в стык обескровленных полков, куда вклинился противник.

— Вон их окопы, с километр будет, по краю виноградных плантаций, а резервы подходят вон оттуда, атаки ожидаю с минуты на минуту… Да, — повернулся он к своему молчаливому спутнику, младшему лейтенанту, — капитан Петрашов придет? Обязательно надо лично договориться перед атакой… Ну вот и мой командный, тут же в сорго… Как считаете вид отсюда?

Я думаю, ничего. А окопы по опушке этого же сорго.

Командный пункт батальона представлял собой обыкновенный окоп на четыре-пять человек, скрытый в зарослях густого и высокого сорго.

Спрыгнув с танка, лейтенант Крылов сейчас же с горячностью стал рассказывать мне о своих планах и советоваться, правильно ли поставлены пулеметы, хорошо ли замаскированы окопы боевого охранения и т. п.

Батальон связи оборонялся на правом фланге полка имени Степана Разина. Рота, сражавшаяся на фланге этого полка, два дня отражала непрерывные атаки противника и почти полностью вышла из строя. А соседняя рота уже второй день дралась в тылу противника, окруженная на высотке километрах в грех от рубежа, на который отошел полк. Она не получила своевременно приказ на отход и продолжала в окружении выполнять поставленную задачу, поддерживаемая огнем полковых средств с нового рубежа. Последний связной, прибывший из этой роты, сообщил, что весь командный состав выбыл из строя и командование принял красноармеец, фамилии которого он не знал.

— Молодец! — восхищался лейтенант неизвестным красноармейцем, показывая мне на высотку, где дралась окруженная рота… — Я думаю, старый солдат, наверное, с гражданской, авторитетный, если сумел удержать роту в боевом кулаке.

Планы лейтенанта заключались в том, чтобы, отразив очередную атаку противника, внезапной контратакой во взаимодействии с соседним стрелковым батальоном прорваться к окруженной роте и вывести ее на свой рубеж. Так как при этом он больше всего надежд возлагал на наш танк, я вынужден был сказать ему, что наш старенький танк — не такая уже