Лейтенант покрутил головой, должно быть, хотел еще раз взглянуть на танк, но его не было видно из-за сорго. Тогда он вздохнул и заговорил совсем о другом:

— Да, военная подготовка у меня слабоватая — вузовская, а до того и винтовки в руки не брал, о войне знал только по романам. А знаете, как пишут о войне: картинно, но как это на деле было — не представишь. Теперь на практике изучаю. Вон капе капитана Петрашова — метров сто, в кукурузе. Нарочно рядом поставили, для личного общения. Капитан Петрашов говорит мне: «Вы, комсомольцы, представляли войну, как занятие романтическое с приключениями и подвигами». Я не совсем согласен с ним. В общем я все-таки представлял войну такой, какая она есть. — Он поправился: — Нет, вру — представлял даже гораздо хуже.

Рядом с командным пунктом раздался выстрел скрытой в сорго пушки.

— Учитель пристрелку начал, — сказал лейтенант Крылов. — Три снаряда на три ориентира — и больше ни звука, чтобы не выдать себя.

Я спросил, что это за учитель.

— Он меня по старой профессии слаботочником называет, а я его в отместку — учителем. Из ополченцев, преподаватель истории, командир приданной мне полковой батареи. Вчера познакомились и успели уже пофилософствовать. Я ему говорю: получил военную специальность, значит, забудь на время войны старую профессию. А у него такая точка зрения: на войне человеку свежему, без профессиональной предвзятости даже видней, что и где не так…

Его перебил чей-то знакомый, веселый голос.

— Минимальная ошибка. У всех трех целей снаряды легли в пятидесятиметровом габарите.

На тропинке, промятой в сорго, я увидел лейтенанта Бойко, преподавателя нашего вечернего института, с которым я недавно встретился в роте ополченцев.

В ополчении оказалось немало людей, имеющих воинскую специальность. Теперь их постепенно берут на учет и ставят на свои места. Так произошло и с Бойко, артиллеристом, командиром запаса.

Наши приветственные восклицания, наверное, слышали даже притихшие перед атакой румыны. Хорошо, что рядом не было никого из начальства, а то бы нам досталось.

— Не думал я, что по полукилометровой карте добьюсь такой точности, — похвалился Бойко.

Я заметил, что, наверное, это не он добился, а его батарейцы и что они, конечно, специалисты своего дела:

— Ну, ясно, — засмеялся Бойко. — Командир орудия инженер-механик, наводчик — инженер-геодезист, заряжающий — инженер-электрик. Словом, вы совершенно правы — специалисты. А когда собрались на батарее, постановили: в кратчайший срок догнать и перегнать военных профессионалов.

Бойко всегда говорил, как с кафедры, немного увлекаясь. В институте он был самым молодым преподавателем, в нем чувствовался еще комсомольский оратор. И тут, забыв, что находится на передовой, что враг в одном километре и готовится к атаке, он стал нам, как на лекции, излагать свои мысли о том, что военный профессионализм советские люди должны понимать не так, как его понимали раньше.

На тесной полянке командного пункта появилось еще два командира. Один из них, средних лет, давно не брившийся, оказался тем самым капитаном Петрашовым, с которым Крылов жаждал повидаться, чтобы окончательно договориться о взаимодействии при контратаке. Второй, молодой, высокий, на полголовы выше сорго, крепкий, как дубок, — младший лейтенант Кудрявцев. Когда они подходили к нам, капитан сделал младшему лейтенанту замечание:

— Не особенно-то выпрямляйтесь: демаскируете.

Тот, смутившись, покраснел до ушей, хотя лицо его и без того было темнокрасным от загара. Мне кажется, что капельки пота, блестевшие на его переносице, как росинки, тоже выступили от смущения. Меня поразила в простоватом на вид младшем лейтенанте эта чисто девическая застенчивость. Тем более я был удивлен, услышав продолжение его разговора с капитаном. Я не мог понять, почему капитан уговаривает, упрашивает, чуть ли не умоляет его сдать свой взвод и принять роту, вместо того чтобы просто отдать приказание.

— Не могу, товарищ капитан, не имею никакого права, это бессовестно будет перед товарищем, который на два звания старше меня, — возражал младший лейтенант, долго вытирая лицо носовым платком, должно быть, чтобы скрыть свое смущение.

— Да поймите, Кудрявцев, — уговаривал капитан. — Адъютант не командовал самостоятельно, нельзя сейчас рисковать.

— Вот в том-то и дело, что нельзя, — упорно стоял на своем младший лейтенант. — Рота во втором эшелоне, на укомплектовании, а мой взвод сейчас в бою и от него, сами знаете, все зависит. Как же вы требуете, чтобы я сдал его не проверенному в бою младшему командиру?

— Я не требую, — сказал капитан помрачнев. — Откровенно говоря, я просто хочу сберечь вас.

Лейтенант еще гуще покраснел и опять стал усиленно тереть платком лицо.

— Я так и понимаю, поэтому и говорю вам, что вы не правы, товарищ капитан… Разрешите итти? Меня люди ждут.

Теперь покраснел и капитан.

— Идите, — сказал он.

Когда Кудрявцев скрылся в зарослях сорго, капитан сказал:

— Вот ведь не поймет человек, что у нас один в полку представлен к званию Героя Советского Союза. Сберечь хотел для полка…

Я спросил, какую задачу выполняет взвод Кудрявцева.

— Был когда-то взвод, а теперь и полвзвода нет, — сказал капитан Петрашов. — Сидит на полкилометра впереди нас, клином врезавшись в румын, как раз в створе той роты, что в окружении.

Контратака батальона связи намечалась через треугольник, который удерживался взводом Кудрявцева. Задача его состояла в том, чтобы продержаться на своих позициях до контратаки.

Комбаты стали обсуждать, как им получше использовать танк. На танковый взвод Юдина, кочующий где-то по фронту, они не рассчитывали. Но взвод прибыл во-время.

Юдин появился на капе серо-земляной, должно быть, несколько дней не спал, с глубоко ввалившимися глазами.

В это время где-то далеко в тылу противника заговорили пушки, на нашем переднем крае стали рваться снаряды.

— И тут, сволочи, с четырехкилометровой дистанции лупят, ближе не подтягивают, — возмущался он, здороваясь с комбатами.

— Не обольщайтесь, — сказал капитан Петрашов. — Это дивизионная, а полевая у самого переднего края, наблюдает и молчит.

Но Юдина интересовало только одно: применялись ли на этом участке наши танки. Узнав, что нет, он сказал:

— Значит, есть шанс навести