Трудно было в этот день отлучиться из танкового цеха, но и трудно было удержаться от поездки на полигон, на огневое испытание первой минометной батареи, сделанной на нашем заводе людьми, неделю назад не имевшими никакого представления о минометах.
Еще не закончена была сборка всех минометов батареи, а в заводоуправлении уже толпились представители армии и флота, приехавшие на завод, чтобы забрать минометы и везти их на полигон. Когда начальник минометного цеха, вбежав в кабинет директора, взволнованно объявил: «Готово!» — я машинально вместе со всеми заторопился и вскочил на нагруженную минометами машину.
И вот батарея на полигоне — шесть минометов поставлены в линию и рядом с ними — старый, боевой, служивший заводу шаблоном. Мы отходим назад, в окоп, ждем команды неторопливого артиллерийского полковника. Какой-то командир, приехавший с переднего края, чтобы после испытания забрать эти минометы к себе в часть, ворчит на полковника-артиллериста за то, что тот тянет, заставляет минометчиков по нескольку раз проверять, поставлены ли прицелы по-контрольному, не стоит ли плита на камне и тому подобное. Этому командиру так не терпелось получить минометы, что он готов был забрать их без испытания.
— Чего тут тянуть! — говорил он, возбужденно переступая с ноги на ногу. — Время только потеряем и мины. В бою испытаем.
Секретаря обкома партии восхищала простота конструкции минометов.
— Труба на двуноге, а такое грозное оружие! — говорил он и уверял контр-адмирала, что если бы военные раньше сказали, что им для войны нужны эти трубки, одесские заводы наделали бы их столько, что хоть сплошным кольцом выставляй вокруг города, как частокол.
— Я бы не отказался от такого частокола! — смеялся контр-адмирал.
У Пантелея Константиновича разыгралась фантазия, и он стал излагать свой план механизированной обороны города: сплошная глубокая траншея, в ней на метр друг от друга минометы, а мины подаются по конвейеру прямо с завода.
Наконец, полковник подал команду «поминометно», и взоры всех обратились на заряжающего первого миномета. Вот он, чуть приподняв обеими руками мину, толчком опускает ее в ствол и сейчас же рывком отбегает. Мы ждем выстрела, не сомневаемся, что он последует спустя мгновение, нас волнует только, не будет ли миномет сильно разбрасывать мины. Но что-то долго нет пламени. Я не отрываю глаз от обреза ствола, начинаю уже думать, что прозевал выстрел, оглядываюсь на стоящих рядом — всеобщее замешательство.
Произошло то, чего никто не ожидал: выстрела не последовало вовсе. Ни один из шести минометов не выстрелил.
Вот тебе и простое оружие! В полной растерянности смотрим мы друг на друга. Только начальник минометного цеха не смотрит ни на кого. Он рванулся было к минометам, но его вернули, и он стоит побелевший, ни живой, ни мертвый.
Командир с передовой, с нетерпением ожидавший результатов испытаний, в отчаянии оглядывает всех по очереди и говорит чуть не плача:
— А может все-таки что-нибудь сделаете, чтобы они стреляли…
— Что, по-вашему, надо сделать? — спрашивает контр-адмирал полковника-артиллериста.
— Ничего особенного, получается воздушная подушка, — отвечает тот. — Снять по внутреннему диаметру десятую долю миллиметра — вот и все. Думаю, что к утру минометы могут быть на фронте.
Все ожили, но на душе остался очень неприятный осадок и на обратном пути мы зло напустились на главного инженера, обтачивавшего эту первую партию стволов. Он сначала оправдывался — нет хороших инструментов, нет лекальщиков, эвакуировано все, замеры приходится делать шаблонами, изготовленными слесарями-третьеразрядниками, а потом, не выдержав нападок, пересел с нашей машины на трамвай.
К утру минометы были отправлены на вторичное испытание. Мне не удалось на нем присутствовать. Надо было опробовать выпущенные из ремонта танки и вести их в полк Осипова. Но при выезде с завода мы встретились с машиной, возвращавшейся с полигона, и нас порадовала песня, которую весело горланили наши инженеры. Они стояли в обнимку в кузове машины.
Легко становится на душе, когда чувствуешь, что у всех нас и радость, и горе общие. Мы помахали нашим инженерам танкошлемами, они прокричали нам, что все минометы с полигона взяты на фронт, и стали высвистывать веселый марш «На рейде стоят корабли».
И верно — по пути к Осипову мы увидели у причалов военного порта прибывшую из Севастополя эскадру крейсеров во главе с линкором «Парижская Коммуна». Вот они боевые корабли Черноморского флота, которых Одесса так ждала!
* * *Из трех танков, которые мы вели к Осипову, один был без стартера. В последний момент оказалось, что стартер не годен, и я хотел оставить этот танк на заводе, но экипаж упросил меня разрешить ехать без стартера. Командир этого танка был моряк — осиповец Рябой, прошедший у Микиты курс обучения на танкиста. Он упорно твердил, что не может больше сидеть на заводе. Осипов дал ему пятидневный срок, чтобы стать танкистом, и срок этот уже прошел.
— Товарищ старший лейтенант, моряков бьют, полку трудно, а вы нас держите здесь, — разве это по-человечески! — взывал он.
Микита, сжалившись над моряками, сказал, что если я разрешу, он поведет машину сам и ручается, что не заглушит мотора.
В мастерстве вождения танка Миките нет равных. Он доказывал это много раз, водя машину при заводских испытаниях по откосам и котлованам глиняного карьера у кирпичного завода. Первый раз мы были поражены, когда он, возвращаясь на танке с испытательного поля, не свернул у карьера, как обычно все делали, на дорогу, а на всем ходу сорвался вниз. Мы в ужасе кинулись к карьеру: уверены были, что произошла авария и сейчас увидим танк Микиты опрокинувшимся вверх гусеницами, со сбитой башней. Но ничуть не бывало. С надрывным воем мотора танк карабкался по дну карьера, с бугра на бугор, из одной ямы в другую и вдруг, резко повернув, вылетел по круче вверх.
Поколебавшись, я разрешил Миките вести танк Рябого в полк, чтобы там поставить его в оборону.
Башнером на этот танк пришлось назначить красноармейца Гамкралидзе. С ним у меня было много хлопот. Он прибыл к нам из Чапаевской дивизии по приказу