— Господин, — к ним наконец подошёл капитан стражи Анхаела, высокий, крупный, бывший легионер, лишившийся руки на Войне Века Слёз. — Сочувствую вашему горю. Вы были его ближайшим другом. Не знаете, были ли у жертвы явные враги?

— Только он сам, — Ринельгер сначала замешкался. Говорить о том, что Веммен занимался контрабандой, значит сдать самого себя за соучастие. — Любил выпить хорошенько в тавернах и подратся, а потом прогуливаться в одиночку.

— Вас понял. Благодарю, господин.

Кассия обняла Ринельгера за плечи и отвела во дворец. Они поднимались молча и заговорили только на лестнице перед дверьми в их комнату.

— Эриганн, — твёрдо заявила Кассия, открывая замки. — Это дело рук этого змея.

— Возможно, — слова не лезли. — Проклятие… Он ведь только зверей доставлял…

Ринельгер плюхнулся в кресло, повернулся к камину. Пустота — всё, что сейчас он испытывал. Веммен был единственным, кого он мог назвать другом. Кассия села перед ним, положила голову на колени.

— Рин, я с тобой, — сказала она. — Ты можешь выговориться… поверь, полегчает.

— Я никогда тебя не спрашивал, — протянул он. — Было ли у тебя такое?

— Помню маму, — произнесла Кассия и посмотрела в его серые глаза. — Она была адептом огня. Практиковалась на берегу Ледяного моря со сложным заклинанием. Одна неверная часть в формуле, и огонь стал ей темницей. Она сгорела заживо. Я увидела только обугленные кости, когда мортусы проводили службу.

— Я сожалею, — выдавил Ринельгер, сполз с кресла и обнял её.

Их объятия не продлились долго. В дверь снова постучали.

— Госпожа Керенар! Пришла депеша с эмиссаром от Леди Ветер! Ваше имя в списке.

***

Ринельгер проснулся. Он лежал, распластавшись на холодной скамье, в полном одиночестве, завёрнутый в собственный плащ. Вармас всё так же отчётливо виднелся на фоне алой пелены, славшей на уставшую землю снежные хлопья. Ринельгер слабо пошевелился, прикидывая, сколько сейчас времени.

Он не смог подняться сразу: Вирра забрала часть его жизненной энергии — плата за ночь наслаждения с суккубом. Она была мастерицей, Ринельгер никогда не получал такого удовольствия, даже с Кассией.

Последняя мысль заставила Ринельгера опустить взгляд, будто он был девкой, которую только что отымел какой-нибудь грязный, но первый на всю деревню крестьянин. У всех ли тех счастливчиков, что провели ночь с суккубами, возникал этот стыд или иное глубокое страдание, раскаяние, что больше такого не повторится? Ринельгер выдохнул — он, кажется, назвал Вирру именем Кассии. Дух напомнила о ней, вырвала из памяти бледнеющий облик и швырнула ему в лицо. Ринельгер не мог представить себе портрет чародейки, не мог вспомнить её выразительные черты, взгляд её голубых глаз — только образ, тлеющий, словно слабый огонёк на углях бушевавшего костра.

День, когда в Анхаел пришла весть о поражении Ветер в Верховье, стал для Ринельгера чёрной страницей истории. Амилиас освободил его от практик, и чародей ушёл в себя. Никогда он не был душой компании и не имел способности заводить новых знакомых, а потому каждый, кто оказался в кругу, был ценен, и в особенности Кассия. Век Слёз — от первого дня, когда вся Ригальтерия оплакивала жертв Некроса, до последнего, истекая в битве за Рунайро — стал ударом для каждого цинмарца вместе и в отдельности.

Дым от трубки и благовоний в те страшные месяцы рисовал Кассию и только её: светловолосой, с голубыми глазами аристократки, сорвиголовой, полностью противоположной её внешнему облику — и видел её Ринельгер в лице каждой чародейки Анхаела. Он возжелал смерти. Себе и всему Святому Воинству. Сильное, но такое быстро догорающее чувство. Его захлестнула апатия, а вслед разочарование в самой жизни, и месть ушла за кулисы. Вместе с Ринельгером во мрак погружался весь мир.

Чародей застегнул мантию — в порыве страсти он срывал её, не боясь повредить шнурки, но, к счастью, в Анхаеле мастера знали своё дело. Чего не скажешь о тунике — Вирра порвала её на груди когтями. «Хорошо хоть погода давно далеко не тёплая», — язвительно подумал Ринельгер, заправляя её, прежде чем захлопнуться мантией. Чародей поднялся, поправился, сжал серп на поясе правой рукой и посмотрел на небеса — он надеялся успеть к рассвету, покончить со всем и вернуться к Сенетре и отряду в Ветмах до конца недели.

Теневал находился в половине версты от Эстифала — из деревни город видно не было, его скрывала тёмная вуаль, но по мере приближения тьма нехотя открывала очертания его стен, крыш домов и храмов. Чёрными контурами они, как и другие цинмарские города, в смирении застыли в ожидании беспощадного молота времени, когда, покинутые, они разрушатся окончательно. Перед стенами раскинулись мёртвые пустоши, когда-то бывшие плодоносными полями: вся Нижняя Норзрина была усеяна обширными фермерскими угодьями — благодатный край под сенью священных рощ Маредорийского леса. Ныне все плоды здешней земли мертворождённые, а просторы ввергают в неописуемое уныние и вызывают у путника лишь одно желание — поскорее сбежать отсюда подальше.

Во мраке Ринельгер увидел очертания ворот — заставленные баррикадными линиями, они покосились, треугольная крыша обрушилась, похоронив смотровую площадку. Чародея окружила вуаль, он выбросил с руки чары, знание от которой передал ему Орин, пусть даже не догадываясь об этом. Город погружён в тишину. Повсюду, у покосившихся и кое-как заделанных домов, в хаотичном порядке натыканы бесполезные обереги, не несущие в себе ни крупицы Мощи, дороги, утопающие в грязи, много мусора — и всё равно Теневал казался пустыней, ибо от горожан не осталось даже трупов, даже пятен крови. Ринельгер не знал, как они погибли, но был не готов к тому, что борьба, если она, конечно, была не оставит никаких следов.

Но как же сильно архитектурно отличался Теневал от других городов! Расположенный у отвесной скалы, приграничной к Дегановым Рубцам, город, словно пирамидка, поднимался вверх тремя ярусами, разделявшимися высокой стеной и двумя воротами. На пике располагались, наверняка заброшенные, грифоньи загоны, о чём свидетельствовала чудом сохранившаяся статуя летучего кавалериста. Несмотря на трещины и разрушения, на башнях стен виднелись статуи легионеров четырёх коренных ригальтерийских рас: с запада на восток — оствар, держащий щит и длинный меч; маредориец с посохом в руках; высоко закинувший штандарт рунариец и вооружённый массивной секирой гном. Ринельгер мог представить, какими красками блистал Теневал до того, как к нему пришла война, а потом погибель.

Ринельгер направился по главной улице к центру, подозревая, что дракон наверняка, пусть и раненный, занял пик города, его самую высокую точку. Тёмная завеса пульсировала вокруг него, а через неё пустыми окнами смотрели на чародея покинутые жителями хижины. Улица перерастала в лестницу, что сотнями ступенек вела ко вторым воротам.

Завеса