— Спасибо, предпочитаю колбаску, — хладнокровно ответил Горюнов. — Так что за сделку ты хочешь мне предложить?

— У меня есть на примете человек, который знает про все изобретения Дока, и готов его заменить, — тут же ответил Альбертик. — Имя его я тебе пока не скажу, но если ты возьмёшь меня в долю — я представлю его тебе. Ты же должен понимать, что монополизировать такое прибыльное производство — неправильно!

Горюнов прищурился. Альбертик срочно хлопнул ещё одну стопку виски, и снова порылся в кармане. Шуршание фантиков его явно успокаивало. Он теперь сам ехидно поглядывал на Горюнова, и ничего не говорил, давая собеседнику осмыслить своё предложение.

— А ты не боишься, что я прикажу своим людям подвесить тебя на крюк и засунуть в задницу какой-нибудь электрический предмет? — не меняя тона, спросил Горюнов неторопливо. — И ты всё равно скажешь мне, что у тебя там за человек такой ценный.

Альбертик резко придвинулся к краю стола.

— Не прикажешь! — сказал он. — Потому что тебе в этом деле нужен союзник, а я — самый выгодный, лишнего не попрошу. К тому же, ты хорошо знаешь, что так сразу я не сдамся, а у меня слабое сердце, и я могу просто помереть от этого твоего электрического предмета. А ты останешься без инженера! — Он ткнул в сторону Горюнова пальцем, потом откинулся обратно на стул и достал ещё одну конфетку.

"Какой-то ты слишком бледный, — подумал Ольгин. — Значит, всё-таки боишься, но держишься хорошо. Может, ещё и обойдётся без убийства, кто знает…"

Горыныч раздумывал, покручивая пальцами стопку на столе. Его люди, как безмолвная свита, замерли на расстоянии от стола и спокойно ждали. Снаружи снег стих, и вид из зала через грязные стёкла, открывался очень красивый: сосны, укрытый снегом берег и волнующаяся, серо-стальная Ладога. Слава как-то незаметно для себя начал смотреть в окно, отвлёкшись от того, что происходит за столом. Его вывел из задумчивости резкий хлопок. Вздрогнув, Ольгин обернулся, но оказалось, что этого Горюнов хлопнул ладонью по пластмассовой столешнице.

— Хватит, Альбертик! Ты не уйдёшь отсюда живым, если не назовёшь мне своего претендента! Назовёшь — я тебя отпущу, и даже на время спрячу от полиции. Но делиться с тобой у меня нет резона. Моя цена за твоего инженера — твоя жизнь! Ты хорошо меня понял?

Иванченко сидел, выпрямившись, и даже конфету перестал гонять во рту.

— Где гарантия, что если я тебе назову его имя — ты меня не убьёшь? — спросил он, потом расслабился и даже положил ногу на ногу. — Нет, Илья, так не пойдёт. Хочешь меня пытать? Начинай! Я тебе сказал, чем это закончится. И не думай, что тебе удастся меня запугать.

— А знаешь, ты прав, — сказал вдруг Горюнов, меняя тон, и тоже расслабляясь. — Ты уже сказал мне всё, что я хотел услышать. В самом начале разговора, ты помнишь? "Человек, который знает все изобретения Дока"… Как думаешь, долго мне придётся вычислять такого человека? — Он осклабился. — Ты глупец, Альбертик, хотя и отважный. Мне тебя жаль, и я непременно выполнил бы своё обещание, и оставил тебе жизнь, если бы ты не начал упираться. Не люблю упрямых ослов!

Он взял со стола бутылку и не спеша стал наливать себе виски. Слава нутром почувствовал, что сейчас что-то произойдёт. Иванченко приподнялся со стула, и всё внимание Ольгина было приковано к нему и к Горюнову, но он успел заметить краем глаза движение сбоку от себя. Худощавый Дрон вытянул руку, одновременно нажав на спусковой крючок. Ольгин дёрнулся было, но тут же замер. Всё закончилось. Альбертик повалился вперёд, на стол, с простреленной головой. Горюнов вскочил и напустился на стрелявшего:

— Ополоумел?! Он же мог мне всё пальто забрызгать!

— Не волнуйтесь, шеф, я взял нужный угол, — "успокоил" его Дрон.

Горюнов поморщился, оставил бутылку, которую подхватил со стола чисто автоматически, и поправил шарф на шее.

— Приберитесь тут, чтоб следа не осталось. А этого… Слава! Вы с Пашей отнесите его в подвал, в яму, и забросайте цементом. — Он повернулся к выходу, но притормозил и добавил: — Справитесь — вам обоим выходной до послезавтра. Отдыхайте!

И ушёл. Паша недовольно покачал головой.

— Как всегда, самая грязная работа на нас. Эй, чего стоишь? Бери его за плечи!

Ольгин с трудом заставил себя сдвинуться с места и делать то, что ему говорят. Паша даже удивился, наверное ожидая от бывшего уголовника, отсидевшего за убийство (такова была официальная версия биографии Ольгина), большей циничности.

В подвале действительно стояло несколько мешков с сухим цементом, а в углу — бочка с водой. "Значит, Горюнов знал, что убьёт Альбертика", — отрешённо подумал Ольгин. Ему было никак не прийти в себя.

— Давай его вот сюда, в эту яму, — руководил Паша. — Погоди! Пошарь там, в кармане, у него конфет не осталось?

Ольгин посмотрел на него так выразительно, что Паша осёкся, и поспешно столкнул тело в неглубокую выбоину, где оно едва уместилось. Разводить цемент по-настоящему было долго и муторно. Они просто насыпали его сверху, потом вылили несколько вёдер воды, как могли размешали и заровняли поверхность. Ненадёжная могила, но учитывая, что до весны сюда вряд ли кто-то заглянет, этого вполне хватало.

На улице они вытрясли одежду от цементной пыли. Горюнов уже уехал.

— Сядь за руль, — сказал Ольгин Паше, и тот не стал возражать.

— Расслабься, — сказал он, выруливая из ворот лагеря. — Видишь, снег перестал идти. Мой тебе совет: доберёмся до города — напейся как следует и выспись. Я за тобой заеду.

Слава молчал. Когда они выбрались на трассу, огляделся по сторонам и вдруг потребовал:

— Останови! Я сам доберусь. На автобусе. Или попутку поймаю.

— Ты чего?! Мне потом шеф голову оторвёт, если ты тут потеряешься.

— Паш! Не собираюсь я теряться! — Ольгин похлопал его по плечу. — Просто хочу зависнуть где-нибудь до завтра. Не хочу в город!

— Ну, смотри! Тогда бабу найди, — посоветовал Паша, высаживая его на обочину, рядом с остановкой автобуса. — Давай! Не дури! Увидимся!

Он укатил, а Слава добрёл до "козырька" и некоторое время стоял, разглядывая проезжающие машины. Наконец поднял руку, заметив сквозь реденький снегопад нос лимонно-жёлтой "Мини". Она и притормозила. Ольгин втиснулся на переднее сидение, и машинка тут же тронулась с места. Минуты через две Инге надоело ждать, когда он выйдет из своего транса.

— Говори! — потребовала она.

— Что? — Слава посмотрел в её сторону, будто только сейчас сообразил, в чьей машине очутился.

— Всё. И по существу. Зря я, что ли, вас тут караулю уже сутки.

— По существу!.. — Ольгин провёл ладонями по лицу, потом резко глянул на неё. — А по существу — люди Горюнова грохнули этого Иванченко!