— Так он же… — начал было Мотя, но осёкся, вспомнив о секретности.

"Хорошо, — подумал Сокольский. — Значит, проснулся окончательно". Он ещё не решил, надо ли Малышеву и его коллегам знать, что за Гуниным следили сотрудники УВР. Валера Гуманист трудился на Горюнова, и должен был найти одного из бывших помощников того изобретателя, которого задавили на Введенском Канале, по фамилии Сомов. Об этом через Ингу доложил Слава Ольгин. Гунин должен был предложить Сомову работу вместо его погибшего руководителя, и если бы Сомов согласился — агенты постарались бы отследить, куда именно Валера этого самого Сомова повезёт. "Как же мы пропустили, что его и люди Малышева "пасут"?! — подумал Сокольский. — Осведомитель… До чего же тесный город!" Неприятно было осознавать, что если бы твои подчинённые не упустили Гунина в это утро, ареста можно было не допустить, и тогда подручные Горюнова не стали бы похищать Лену.

Малышев отчаянно посмотрел на Сокольского, чем отвлёк от дум.

— Игорь! Они убьют её, ты это знаешь! Она их видела, они её в любом случае не отпустят!

Слишком часто Михаилу Ивановичу приходилось иметь дело с похитителями, чтобы изучить их повадки, и знать, как они себя ведут. Никаких иллюзий у него не было.

Сокольский ходил по комнате. Он так и не снял пальто, слишком занятый своими мыслями. Коллеги Малышева помалкивали, не зная, что добавить.

— Сразу не убьют, — возразил наконец Сокольский. — Лена может им понадобиться, пока ты не выполнишь все их требования. У нас есть время. Мало, но есть.

Малышев запустил пальцы в седую шевелюру и застонал. Не сдержался. Сокольский не стал его успокаивать, он ждал, когда Матвей справится с аппаратурой.

— Хорошо бы камеры наблюдения проверить, — заметил тот, подключая своё устройство к мобильнику Малышева. — И кстати, там дальше по улице — консульство Румынии. У них-то точно камеры слежения, и они там каждую пролетевшую муху видят!

— Посмотрим, — протянул Сокольский. — Договориться с ними будет не легче, чем с похитителями… Значит, что мы делаем сейчас! — перебил он сам себя. — Вы сидите здесь и ждёте звонка. Потом сразу же отзваниваетесь мне, с телефона Матвея. Миша! Соглашайся на всё, что они скажут, но попробуй объяснить, что такие вещи сразу не делаются. В общем, потяни время сколько можешь, Мотя попытается их засечь. Потом поезжай в Управление, там уже будет ждать мой человек с дальнейшими инструкциями. — Он посмотрел на безмолвных Колю и Костю. — Ваша помощь тоже понадобится.

— Что ты собираешься делать? — спросил Малышев.

Сокольский не хотел его зря обнадёживать. У него не было уверенности, что удастся найти Лену живой и невредимой. Но он предпочёл думать о насущном.

— Гунин работает на фигуранта, за которым мы сейчас охотимся, — объяснил он, решив частично посвятить оперативников в дела своей конторы. — Хозяин будет вытаскивать его любой ценой. Гунин слишком много знает, чтобы оставлять его в руках полиции. — Сокольский пожал одним плечом. — Если иначе не получится — выпустим его. Никуда не денется. В худшем случае его свои же убьют, чтобы он никого не подставил.

— Невелика потеря для общества, — поддержал Мотя.

— Дальше! — Сокольский не обратил внимания на его реплику. — Я свяжусь с агентом, внедрённым в окружение тех людей, на которых работает Гунин. Он узнает, где держат заложницу.

— Что за агент? — Малышев подался к нему, но Сокольский предупреждающе поднял ладонь.

— Мой агент. Поверь: мы сделаем всё, что можно, и чего нельзя, но ты должен… вы все должны строго следовать моим инструкциям. Понятно?

Малышев кивнул. Ничего другого ему не оставалось. Он понимал, что у Сокольского больше возможностей, чем у него вместе со всеми его подчинёнными.

— Теперь о вас. — Сокольский повернулся к парням Малышева. — Можете отвезти этого вашего Сомова в укромное место? На какую-нибудь конспиративную квартиру, где бы его не нашли. Сейчас же.

Николай посмотрел на шефа, тот кивнул.

— Отвезём, не вопрос, — тут же согласился Сиротин. — А дальше?

— Будете его стеречь по-очереди. Сомов — это наш козырь. Он кое-кому очень нужен, но отдавать его ни в коем случае нельзя.

— Ясно, — живо откликнулся Костик, пока лишь смутно догадываясь, что к чему.

* * *

После революции и гражданской войны те Сокольские, которые не эмигрировали и не были истреблены, сменили фамилию на Соколовы, стремясь скрыть свои аристократические корни. Их оставалось — два брата и сестра. Смена фамилии не спасла, в 38-м братья были расстреляны. Сестра ещё раньше успела выйти замуж и вторично сменила фамилию. Но род не прервался.

У репрессированного старшего Соколова остался в живых сын, который в самый опасный для семьи момент пропадал очень далеко, в Сибири, с исследовательской экспедицией. То ли его кто-то предупредил, то ли время его ещё не пришло, но он не вернулся со всеми остальными членами экспедиции в родной город и избежал участи своего отца. Он остался под Красноярском. Лишь после 1955 года вместе с женой и двумя маленькими детьми, он приехал в Ленинград, где получил квартиру, как ветеран войны и подающий надежды советский учёный. Именно он, по неясным для его родни причинам и вопреки опасениям, вернул себе наследственную фамилию: Сокольский.

Детей у учёного Сокольского было двое: мальчик и девочка, Владимир и Мария. Володька погиб в 1972 году, на очередной молодёжной стройке, в возрасте двадцати трёх лет: его "БелАЗ" перевернулся на краю карьера — земля не выдержала тяжести исполинского самосвала. Водителя раздавило рулевой колонкой. Маша в 1976-м решила родить ребёнка "для себя", то есть, без мужа. Родила сразу двоих. Фамилию Олег и Игорь получили наследственную — Сокольские.

Когда в 1994-м из-за границы прикатил один выживший в эмиграции родственник Сокольских, он был поражён сходством 18-летних близнецов с портретом их общего предка, сгинувшего во время революционного террора. Сокольским не суждено было исчезнуть с лица Земли. Не уничтожили их ни революция, ни братоубийственная гражданская война, ни репрессии, ни битвы Великой Отечественной, ни голод, ни разруха. Дотянулись две веточки до возрождения современной России. Принять бы это за благословение и позаботиться о восстановлении своего рода, ан нет! Олег погиб, не оставив ни жены, ни детей. Остался один Игорь, а ему катастрофически не хватало времени "строить дом и растить ребёнка".

Лена Малышева ему нравилась. Он мечтал о такой девушке с тех пор, как разочаровался в своей первой любви (было такое дело, в 1998-м году, как раз когда в России начался кризис). Игоря смущала не двадцатилетняя разница в возрасте. Его останавливали мысли о собственной работе. Сможет ли юная, двадцатилетняя Лена, смириться и покорно ждать его одинокими вечерами, изо дня в день, довольствоваться мимолётной лаской? Ей нужно внимание, а его внимание принадлежит организованным преступным группам, торговцам оружием, террористам и наёмникам всех сортов.