Как долго? Этот неожиданный вопрос заставил Джил замереть. Она не могла вспомнить, как писала все эти портреты и пейзажи, за исключением последних нескольких мазков. Терн корчился в огне, как живой, во рту у Джил было нестерпимо горько и терпко, как будто она действительно откусила горькую терновую ягоду. Она сплюнула на пол.

Огонь догорел. Он отступил к дальней стене и съежился до одинокого лепестка над факелом. Не было мастерской, полной солнечного света, была каморка, тесная и темная. Факел на стене коптил и вонял. Вместо холста и мольберта Джил рисовала на закопченной стене.

Она зло стиснула перепачканные пальцы в кулаки. Это же надо так… Так испохабить, отравить радость творчества, так подло обмануть. Джил нахмурилась, вспоминая пиршественный зал, сиду Тернового холма, Хастингса, расплывшегося лужицей желе перед ней, сливы на подносе, медовую сладость, обернувшуюся терновой горечью.

Ей нужно получить Горькую чашу. Выбраться из этого дурацкого холма и отыскать Дилана. Для этого ей нужен Бен Хастингс. Следующая мысль обожгла девушку не хуже огня, опалившего и уничтожевшего иллюзорный мирок художественной мастерской. А что если охотник на фей сам попал под чары? Если он не просто так развесил уши и распустил слюни? Джил сжала зубы. Нужно было что-то делать.

Дверь каморки поддалась с первого раза, как будто бы никому просто не пришло в голову ее запирать. За ней тянулся коридор, пустой и темный. Злость придала сил, Джил выдернула из скобы коптящий факел и решительно шагнула в темноту.

Коридор змеился и петлял, от него в разные стороны уходили другие ходы. Отсветы от факела плясали по стенам, рождая причудливые и пугающие тени, и что делать в этом лабиринте, Джил понятия не имела. У нее не было при себе ни соли, ни земли, ни холодного железа, про которое говорил Бен Хастингс.

Бен Хастингс говорил, что из двух дорог к цели всегда ведет та, которая нравится меньше. Джил едва слышно чертыхнулась и свернула в самый темный проход, наполовину заросший терновником.

Шипы цеплялись за одежду, норовя вырвать из нее клочья на долгую память. Факел в руке Джил чадил и дымил, на руку ей капало горячее масло. Девушка продиралась вперед через колючие заросли. Болели исцарапанные руки и лицо.

Единственным, что помогало Джил как-то держать себя в руках, была обида. Шутка, которую с ней сыграла хозяйка Тернового холма, затронула что-то глубоко внутри, в груди до сих пор как будто сидел длинный острый шип. Терновый, судя по всему.

Нельзя, просто нельзя посулить человеку то, о чем он мечтает где-то глубоко внутри, и отвести его в каморку с одним-единственным факелом рисовать пальцами по стене. Джил пришлось признаться себе, насколько ей хотелось бы иметь такую залитую солнцем мастерскую и писать, писать настоящие картины вместо карьеры архитектора, выбранной для нее родителями.

Лекарство от морока оказалось еще горше, чем он сам. Видение с холстом и пламенем тоже никак не шло у Джил из головы. Она перепугалась, на самом деле перепугалась, когда огонь охватил все, что казалось ей делом всей жизни.

Ход закончился в зале с гобеленами. Вместо цветов и здесь с ткани щерились шипы. От зала в разные стороны уходило три прохода, на первый взгляд, совершенно одинаковых.

Джил замерла в середине зала, пытаясь найти хоть какое-то указание, куда ей идти дальше.

Арочные своды коридоров украшали изразцовые плитки. Справа узор складывался в цветущую ветвь, слева синели ягоды терна. Там, откуда Джил пришла, в рисунок сплетались колючие ветки. Средний проход не был украшен ничем, и Джил выбрала его.

Ей казалось, она целую вечность блуждает по пустым коридорам. Факел давал все меньше света и все больше дыма. Временами Джил охватывала паника, от подступающей безнадежности хотелось кричать. Она до боли кусала губы, не давая крику вырваться наружу. Первый запал прошел, и сейчас девушка чувствовала себя усталой и разбитой. Такой разбитой усталой, что впору сесть у стенки и зареветь. Джил вспомнила идеальное, нечеловечески красивое лицо хозяйки холма и решила, что такого удовольствия она ей не доставит.

Коридор нырнул за поворот и вывел девушку в тот же зал, из которого она пришла.

Изразцы над арками изменились. Теперь это был просто набор цветных плиток, кое-как налепленных на камень. Ни знака, ни подсказки.

Зашипел и погас факел. Темнота упала на Джил, как тяжелое ватное одеяло. Вместе с темнотой пришли звуки. Что-то шуршало и шелестело, как будто ветер гулял над пустошью.

Джил закрыла глаза, пытаясь успокоиться. Она уже блуждала в темноте по подземельям гвиллионов, но тогда у нее при себе была свеча. Шелест и шорох то приближался, то отдалялся, накатывая, как приливная волна. Джил показалось, что по лицу ее мазнул слабый ветерок.

Осторожно, держась рукой за стену она двинулась в ту сторону, откуда тянуло сквозняком. Повернула за угол. Дыхание ветерка окрепло, Джил почудилось, будто он пахнет мокрой травой.

Серое свечение впереди заставило девушку идти быстрее. Джил почти побежала вперед. Вскоре она отчетливо разглядела трещину, наискось рассекшую каменную кладку стены. Свет и ветер оттуда попадали в темный коридор. А с другой стороны пасмурное небо нависало над пустошью. Накрапывал дождик.

Первым желанием девушки было вылезти наружу. Трещина оказалась достаточно широкой, чтобы она смогла протиснуться через нее. Выбраться туда, где есть свет и дождь и нет иллюзий, от которых горчит во рту. Джил даже просунула ногу в трещину. И так остановилась, наполовину на свободе, наполовину в темном коридоре.

Бен Хастингс все еще оставался во власти сиды Тернового холма. Иначе он обязательно бы разыскал Джил. Ей нужен Хастингс для того, чтобы отыскать брата. Ей нужна Горькая чаша, без чаши гвиллионы не пропустят ее через свою землю. Да и… Да и нельзя оставлять Хастингса здесь, особенно после того, что он сделал для нее.

Какая-то часть Джил, рациональная, осторожная твердила, что охотник на фей должен уметь сам выкручиваться из таких историй. Она, эта часть, отлично понимала, что Джил нечего противопоставить чарам сиды Тернового холма. Звучали эти рассуждения как-то подленько.

Джил вернулась в коридор. Кинула последний взгляд на пустошь, мокнущую под дождем, и зашагала дальше, в темноту. В рюкзаке у нее был фонарик, но рюкзак остался там, в пиршественном зале.

Кажется, она снова сделала круг, потому что за поворотом оказался знакомый зал с узорами над арочными сводами проходов. Сейчас его освещал темный синий огонь, пляшущий прямо на полу, отгораживающий Джил от выходов.

Она остановилась. Изразцовые плитки снова сложись в узоры. Ветка с цветами, колючки, ягоды, пустой проход. Джил глубоко вдохнула и